Город напоминал Вавилон. Все тут было в постоянном движении. Я стоял посреди этого хаоса и, наблюдая за людьми вокруг меня, вспомнил еще одно золотое правило: «Легко любить идеального Бога, безупречного и незапятнанного. Но куда как труднее любить собрата-смертного со всеми его несовершенствами и недостатками. Помните, человек знает, что он способен любить. Нет мудрости без любви. Если мы не полюбим творение Божье, то не сможем по-настоящему возлюбить и по-настоящему познать Бога».
Я бродил по-узким улочкам, где ремесленники всех возрастов трудились в своих тесных, темных мастерских. И везде люди говорили о Руми. Интересно, каково ему быть настолько популярным? Повлияло ли это на его «я»? Погруженный в размышления, я пошел прочь от мечети, в которой проповедовал Руми. Постепенно город менялся. В северной стороне дома были более ветхими, садовые изгороди частично разрушенными, детишки — более громкоголосыми и непоседливыми. Запахи тоже изменились, стали более пряными; здесь сильнее пахло чесноком. В конце концов я оказался на какой-то улице, где в воздухе смешались три запаха: пота, духов и похоти.
В конце мощеной улицы стоял полуразвалившийся дом со стенами, подпертыми бамбуком, и крытой травой крышей. Перед домом сидели, перебрасываясь словами, несколько женщин. Увидев, что я приближаюсь, они с любопытством уставились на меня, то ли удивляясь, то ли радуясь мне. Я обратил внимание на сад, в котором цвели розы всех цветов и оттенков. Мне стало интересно, кто ухаживает за ними.
Мне не пришлось долго ждать, чтобы получить ответ. Едва я поравнялся с садом, как распахнулась дверь дома и на крыльцо выскочила женщина, высокая, с тяжелым подбородком, невообразимо толстая. Когда она щурилась, глаза ее исчезали в складках жира. Над верхней губой я заметил тонкую полоску темных усиков. Мне понадобилось некоторое время, чтобы сообразить: передо мной была полуженщина-полумужчина.
— Чего надо? — подозрительно спросило это существо.
Лицо его постоянно менялось; то это было лицо женщины, а минуту спустя — лицо мужчины.
Я представился и спросил, как зовут ее (или его), но мужебаба проигнорировала мой вопрос.
— Здесь тебе не место, — замахала она (или оно?) руками, словно я был мухой, которую надо прогнать.
— Почему же?
— Не видишь, что ли, это лупанар? А ты разве не дервиш, который дал обет не поддаваться похоти? Люди думают, что я погрязла в грехе, а я даю милостыню и закрываю двери, едва наступает месяц Рамадан. И вот теперь спасаю тебя. Держись от нас подальше. Это самое непристойное место в городе.
— Непристойно оно внутри, а не снаружи, — возразил я. — Так говорит закон.
— О чем это ты? — прокаркала мужебаба.
— Об одном из сорока правил, — попытался я объяснить. — «Настоящая грязь находится внутри. Все остальное легко смывается. Есть только один вид грязи, который нельзя смыть чистой водой, это пятна ненависти и фанатизма, разъедающие душу. Ты можешь очистить тело воздержанием и голоданием, но только любовь может сделать чистым твое сердце».
— Вы все, дервиши, не в себе. У меня здесь всякие клиенты бывают. Но чтобы дервиши? Только если у лягушки вырастет борода! Если я позволю тебе зайти, Бог сравняет здесь все с землей и проклянет нас всех за совращение человека, посвятившего себя Богу.
Я не удержался и хмыкнул:
— Откуда у тебя такие мысли? Думаешь, Бог злой, угрюмый патриарх, следящий за нами с небес, чтобы забросать нас лягушками и камнями, если что-то не по нему?
Хозяйка борделя потянула себя за усы и мрачно посмотрела на меня.
— Не беспокойся, — сказал я. — Просто мне очень понравились твои розы.
— Ах, вот оно что. Это работа одной из моих девочек. Розы Пустыни.
Он (она) махнул рукой в сторону молодой женщины, сидевшей среди других обитательниц непотребного дома. У нее была перламутровая кожа и темные миндалевидные глаза, затененные печалью. Она была потрясающе хороша. Когда я посмотрел на нее, у меня появилось ощущение, что эта женщина находится в процессе перемены.
Тогда я шепнул хозяйке так, чтобы никто больше не слышал:
— Это хорошая девушка. И в один прекрасный день она отправится в духовное путешествие, чтобы найти Бога. Ей суждено навсегда покинуть твой дом. Когда этот день придет, не пытайся ее остановить.
Та (тот) застыла в изумлении, потом заорала:
— Какого черта ты тут болтаешь? Никто не смеет указывать мне, как поступать с моими девками! Убирайся отсюда подобру-поздорову. Или я позову Шакалью голову!
— А это кто такой?
— Уж поверь, тебе лучше этого не знать, — проговорил гермафродит, грозя мне пальцем в подтверждение своих слов.
Услышав незнакомое имя, я вздрогнул, однако страх быстро прошел.
— Что ж, мне пора, — произнес я. — Но я еще вернусь, так что не удивляйся, когда увидишь меня вновь. Я не принадлежу к тем благочестивым дервишам, которые всю жизнь гнут спины на молельном коврике, хотя их глаза и сердца остаются закрытыми для внешнего мира. Они поверхностно читали Кур’ан, а я читал Кур’ан среди распускающихся растений и летающих птиц. Я читал живой Кур’ан, скрытый в человеческих существах.
— Хочешь сказать, что ты читаешь людей? — Она (он) коротко засмеялась. — Ну и чепуху ты городишь!
— Любой человек как открытая книга, любой из нас словно ходячий Кур’ан. Поиск Бога заложен в сердце каждого, будь это сердце шлюхи или святого. Любовь живет внутри каждого человека с момента его рождения и жаждет раскрыться. Об этом говорит одно из сорока правил: «Вся вселенная заключена в одном человеческом существе — в тебе. Все, что ты видишь вокруг, включая и то, что тебе вовсе не нравится, а также людей, которых ты презираешь или ненавидишь, — все в той или иной степени находится внутри тебя. Поэтому не ищи шайтана снаружи. Дьявол кроется внутри нас. Если ты по-настоящему познаешь себя, разглядишь свои светлые и темные стороны, то обретешь высшую форму самосознания. Когда человек, будь то мужчина или женщина, познает себя, он познает Бога».
Скрестив руки на груди, гермафродитка подалась вперед и с угрозой уставилась на меня:
— Дервиш, проповедующий шлюхам! Предупреждаю, я не позволю тебе смущать здесь кого-нибудь своими дурацкими проповедями. Лучше убирайся отсюда подальше! А если не уберешься, клянусь Богом, Шакалья Голова вырвет твой длинный язык, и я с удовольствием съем его.
28 мая 2008 года, Нортгемптон
В последнее время Элла просыпалась в печали. Она чувствовала себя так, словно достигла некой вехи в своей жизни, к которой не была еще готова. Пока в кухне варился кофе, она достала из ящика стола список дел и заново просмотрела его.
Десять вещей, которые нужно сделать, пока мне не исполнилось сорок лет:
Упорядочить свое времяпрепровождение, стать более организованной и не терять времени. Купить новый ежедневник. (Выполнено)