Его руки тряслись, веки подергивались, потом трепет охватил его до корней волос, и по всему телу волной пробежала холодная нервная дрожь. Убить! Или по крайней мере опрокинуть лодку на большой глубине - это, конечно, может произойти где угодно и совершенно случайно, как на озере Пасс. И Роберта не умеет плавать. Он это знает. Но все-таки она может спастись... закричать... схватиться за лодку... и тогда... если кто-нибудь окажется поблизости и услышит ее... потом она расскажет!.. Холодный пот выступил у него на лбу, губы дрожали, в горле вдруг пересохло. Чтобы предупредить такую возможность, ему придется... придется... но нет... он не такой. Он не может сделать подобную вещь... ударить кого-нибудь... девушку... Роберту... да еще когда она будет тонуть или постарается выплыть... Нет, нет... только не это! Невозможно!
Он взял соломенную шляпу и вышел на улицу, чтобы никто не мог подслушать, как он думает (так он называл это про себя) эти ужасные, страшные думы. Он не мог, не хотел больше думать об этом. Он не такой человек... И все же... и все же эти мысли... Это решение... если он вообще хочет найти решение. Это способ остаться здесь... не уезжать... жениться на Сондре... избавиться от Роберты, от всего... от всего! - надо лишь немного мужества, смелости... Но нет!
Он шел все дальше и дальше, за город, по шоссе, которое вело на юго-восток, через бедные, глухие пригороды; здесь он был совсем один и мог думать, - он чувствовал, что здесь никто не подслушает его мыслей.
Сумерки сгущались. Там и тут в домах зажигались огни. Очертания деревьев в полях и вдоль дороги становились смутными и расплывчатыми, как дым. И хотя было жарко и воздух безжизнен и недвижим, Клайд шел быстро, обливаясь потом, продолжая думать, - он словно старался обогнать, заглушить в себе, обмануть некое внутреннее "я", которое предпочитало быть неподвижным и думать...
Мрачное, уединенное озеро!
Остров в южной его части!
Кто увидит?
Кто услышит?
Станция Ружейная, откуда к озеру в летнее время ходит автобус... (Так он вспомнил и это? А, черт!) Ужасно, что это вспомнилось в связи с теми мыслями. Но если вообще думать о таких вещах, так уж лучше обдумать все как следует, - надо признаться себе в этом или же перестать об этом думать раз и навсегда... навсегда... Но Сондра! Роберта! И если его схватят электрический стул! Да, но ужас его нынешнего положения! Безысходность, тупик! Опасность потерять Сондру! Да, но убить...
Он вытер разгоряченное влажное лицо, остановился и посмотрел на группу деревьев среди поля, - они чем-то напомнили ему те деревья... там... не нравится ему эта дорога. Становится слишком темно. Лучше возвратиться в город. Но та дорога, ведущая к югу, к Бухте Третьей мили и к Серому озеру... По ней можно дойти до Шейрона и до виллы Крэнстонов. Он мог бы пойти по ней после... Боже! Озеро Большой Выпи... в сумраке деревья на берегу будут похожи на вот эти - неясные и угрюмые. Это должно случиться под вечер, конечно. Никому и в голову не придет попробовать... словом... сделать это... утром, когда так светло... Так поступил бы только дурак. Но вечером, в сумерки, вот как теперь, или немного позже... Но нет, к чертям эти мысли, он не желает их слушать! И однако... никто, наверно, не увидит там ни его, ни Роберту. Это так просто - поехать куда-нибудь на озеро, хотя бы на Большую Выпь... под предлогом свадебного путешествия... скажем, четвертого июля... или позже - после пятого, когда там будет меньше народу. И записаться не под своей фамилией... под чужой, чтобы не оставить следов... И потом так просто вернуться в Шейрон и на дачу к Крэнстонам поздно вечером или, может быть, рано утром на следующий день и сказать, что он приехал с утренним поездом, который приходит около десяти... А потом...
К черту! Почему его сознание упорно возвращается к этой мысли? Неужели он в самом деле замышляет такое? Да нет же! Он не может! Он, Клайд Грифитс, не может серьезно думать ни о чем подобном. Это невозможно. Он не может, нет. Это невозможно и слишком гнусно, нельзя даже представить себе, что он, Клайд Грифитс, способен совершить подобный поступок. И все же...
И тотчас в нем настойчиво заговорило гнетущее сознание собственной никчемности и неспособности к такому мрачному преступлению. Он решил вернуться в Ликург, - там по крайней мере он будет среди людей.
У людей с болезненной чувствительностью и обостренным воображением, если их интеллект - притом не наделенный особой силой - сталкивается с трудной и сложной задачей, бывают такие минуты, когда рассудок, еще не сброшенный со своего пьедестала, все же выходит из равновесия и корчится, словно в пламени; когда человек потрясен и сознание до того одурманено, что - по крайней мере на время - безрассудство или смятение, заблуждение или ошибка могут одержать верх над всем остальным. В таких случаях воля и мужество, встретив серьезные трудности, которых они не могут ни перенести, ни победить, как бы отступают, обращаются в поспешное бегство, оставляя место панике и временному безумию.
И рассудок Клайда можно было сравнить теперь с маленькой разбитой армией, бегущей перед сильным противником; иногда среди поспешного бегства она останавливается на мгновение, обдумывая, как спастись от полного разгрома, - и в своем паническом страхе хватается за самые роковые, самые рискованные планы спасения от грозящей и совершенно неизбежной судьбы. Взгляд Клайда становился напряженным, порою безумным; минута за минутой, час за часом он снова и снова возвращался все к тем же мыслям и поступкам, проверяя их шаткое равновесие. Но выхода не было - нигде ни малейшей лазейки. И тогда снова напрашивалось решение, как будто подсказанное газетной заметкой, но психологически порожденное его собственными мучительными, страстными и безуспешными поисками выхода и потому особенно навязчивое.
В самом деле, словно из глубин какого-то низшего или высшего мира, о существовании которого он никогда не догадывался и куда ни разу не проникал, из мира, находящегося вне жизни и смерти и населенного совсем иными существами, чем он сам, - как дух от случайного прикосновения к лампе Аладдина, как джин, возникший в виде дыма из таинственного кувшина, попавшего в сеть рыбака, перед ним вдруг предстал некий коварный, дьявольский замысел, таившийся в его душе, чудовищный, но властный, коварный, но манящий, дружелюбный, но жестокий; он предоставлял Клайду выбор между злом, грозившим ему гибелью (несмотря на его сильнейшее сопротивление), и другим злом, которое хотя и наполняло его душу отвращением и жгучим ужасом, но все же обещало впереди свободу, успех и любовь.
Его мозг можно было в это время сравнить с запертым безмолвным залом, где, против собственной воли, он оказался в полном одиночестве и вот размышляет над таинственными и страшными желаниями или советами какой-то темной, первобытной части своего "я", не в силах ни отречься от нее, ни бежать и не находя в себе мужества как-либо действовать.
Ибо теперь заговорило его худшее и слабейшее "я". Оно говорило: "Хочешь избежать требований Роберты, которые доныне, до этой самой минуты, казались тебе совершенно неотвратимыми? Слушай! Я укажу тебе путь. Он ведет через озеро Пасс. Та газета - ты Думаешь, напрасно она Попала тебе в руки? Вспомни Большую Выпь, глубокую иссиня-черную воду, остров на юге, пустынную дорогу к Бухте Третьей мили. Как раз то, что тебе нужно. Перевернись лодка или байдарка на таком озере - и Роберта навсегда уйдет из твоей жизни. Она не умеет плавать! Озеро... то озеро... которое ты видел, которое я показал тебе... разве оно не идеально подходит для этой цели? Такое уединенное, редко посещаемое и в то же время сравнительно близкое - не больше ста миль отсюда. И как просто вам с Робертой отправиться туда, - как будто в это мнимое свадебное путешествие, о котором вы уже уговорились. Ты должен сделать только одно - изменить свою и ее фамилии... или даже и этого не нужно. Пусть она сохранит свою, а ты свою. Ты никогда не позволял ей говорить о тебе и ваших отношениях, и она никому не говорила. Ты писал ей только самые официальные записки. И теперь, если ты встретишься с ней где-нибудь, как вы уже уговорились, и никто вас не увидит, ты можешь отвезти ее на озеро Большой Выпи или куда-нибудь по соседству, как раньше ездил с ней в Фонду".