У нее был целый час. Шестьдесят минут – без «топтунов» за спиной, на свободе. У Ники вновь появился шанс, но теперь она уже знала, что решать будет не так просто. Флавий умен, он действительно знает людей. Наверно, во время их разговора он понял, что ее не переубедить, и дал Нике возможность самой кое-что узнать из ее недалекого будущего. Итак, надо решать. Лучше всего действительно пройтись по этой тихой улице, где ее никто не знает и не сможет помешать…
Вначале Ника бездумно шла мимо старых двухэтажных домиков, давно нуждавшихся в свежей краске, с небольшими палисадниками под окнами, и лишь через несколько минут сообразила, что улица ей знакома. Она уже бывала здесь! Года два назад они гуляли с Юрием… Ну конечно, где-то недалеко находится дом, где Орфей жил много лет! «Страна детства», как он выразился когда-то…
Вначале совпадение удивило, но затем Ника почувствовала в этом особый смысл. От ее решения, возможно, будет зависеть жизнь Орфея, и где подумать об этом, как не здесь? Жизнь Юрия… Ника заставила думать себя об этом отвлеченно, словно речь шла о ком-то постороннем. Нет, не о постороннем, а об Орфее, таком же подпольщике, как она сама, о том, кто работал вместе с Терапевтом, Флавием и Марком. Все остальное, чем она жила последние годы, надо пока забыть…
Прежде всего, что она может? Флавий считает, что ей, так или иначе, устроят с Юрием встречу. Он им нужен, они постараются использовать Нику, чтобы вернуть Орфею память… Последнее было не очень понятно. Возможно, «малиновые» попытаются применить гипноз, тогда Ника нужна им как посредник – человек, хорошо знающий больного. А может, все проще и страшнее: энкаведисты считают, что Орфей симулирует. В этом случае ее приведут к Юрию и приставят к виску наган… Нет, едва ли. Несколько месяцев Орфей провел в Казанской спецбольнице, там кадры достаточно опытны, чтобы распознать симуляцию. А может, «малиновые» не строят никаких особых планов, просто им нужен человек, которому Орфей доверял бы. На всякий случай…
В любом варианте Ника сумеет увидеть Юрия. Это – главное. Она, конечно, запомнит все, что сумеет услышать и узнать. То, что не поймет она, поймет Флавий. Итак, тут бояться нечего. Вернее, бояться можно многого, но риск оправдан. Она должна попытаться. Она обязана…
Ника неторопливо шла по улице, вспоминая знакомые места. За одним из домов мелькнула позолота. Купол! Ну конечно, здесь есть церковь – небольшая, старинная, о ней Юра тоже что-то рассказывал! Ника ускорила шаг. Захотелось войти под древние своды, постоять в полутьме, глядя на неяркие огоньки горящих свечей. Виктория Николаевна считала себя верующей, но в церкви бывала очень редко. Муж был против. Узнай об этом кто-то чужой, летчик мог иметь крупные неприятности. А потом Ника как-то отвыкла. Она не бывала в церкви даже в последние страшные месяцы, хотя и часто молилась, но дома, тайком…
Виктория Николаевна свернула за угол и недоуменно остановилась. С церковью было что-то не так:
одна половинка обитых старым металлом дверей лежала на земле, другая беспомощно повисла на согнутых петлях. Исчезла икона над входом. Ремонт? Но у какой общины Столицы есть сейчас средства на ремонт церкви?
Ника сделала еще несколько шагов и поняла. Нет, никто не собирался ремонтировать старый храм. Все проще: борцы за всеобщий атеизм добрались и сюда. То и дело Ника встречала в газетах резолюции «трудящихся» с просьбой к местным властям о закрытии «очагов мракобесия». Власти, как правило, шли навстречу. Значит, и этот храм тоже…
На сердце стало тяжко. Церковь, где крестили Орфея, куда он ходил ребенком… Нике почему-то показалось, что теперь Юрий совсем беззащитен, если даже эти священные стены не могут устоять. Неожиданно ей пришла в голову страшная мысль:
ее привозят к Орфею, Ника помогает ему выздороветь – а дальше? Юрий зачем-то нужен им – здоровый, помнящий. Его опять начнут допрашивать, а когда Орфей откажется говорить, револьверное дуло приставят ей к виску…
Это было настолько реально, что Ника почувствовала леденящий холод, будто смерть уже стояла рядом. Да, страшный ларчик открывается просто:
Орфея не смогли сломать, его искалечили, лишили памяти, но не заставили говорить. Теперь им займутся более основательно, и Ника должна послужить надежным стимулом…
Она еле сдержалась, чтобы не броситься бежать – подальше, куда глаза глядят. Теперь все становилось на свои места, и Ника благословила Бога, что Он научил большевика Флавия столь полезной недоверчивости. Конечно, ей нельзя оставаться, нельзя попадать к «малиновым». Хорошо, что Кобец будет ждать! Она не опоздает, вот прямо сейчас она прочитает молитву и пойдет обратно.
Но страх уже уходил. Вернулось спокойствие, а с ним – ясность. Да, и такое возможно. Но ее не арестовали вслед за Орфеем, хотя об их отношениях догадывались. Значит, все не так просто. Вспомнилось то, что передал Игорь: ею заинтересовался «кое-кто повыше». Намек ясен, «кое-кто» – из окружения Сталина, если не сам Величайший из Великих. Флавий предупреждал: это опасно, но, одновременно, и очень важно. Может, от того, что Ника сможет узнать, будут зависеть жизни сотен людей – таких же, как она, Юрий, Терапевт, Игорь Кобец…
Виктория Николаевна нерешительно шагнула вперед. Захотелось зайти в храм, хотя бы для того, чтобы после рассказать Орфею. Когда он сможет прийти сюда сам, здесь наверняка будет стаять какая-нибудь фабрика-кухня имени Челюскинской льдины. Ника подняла глаза к тому месту, где темнел след сорванной иконы, перекрестилась и осторожно вошла внутрь.
Здесь оказалось даже хуже, чем она думала. Все уже уничтожено, исчез алтарь, пропали иконы, чьи-то руки изувечили фрески, от цветных оконных стекол остались лишь жалкие осколки, торчавшие в распахнутых рамах. Ноги ступали по груде мусора – деревянных щепок, штукатурки, непременных атрибутов родного варварства – битых бутылок. Да, они добрались и в эти стены… Ника прошла к тому месту, где когда-то стоял алтарь, и поглядела вверх. Фрески, украшавшие купол, уцелели, Пантократор спокойно и бесстрастно глядел с небес на разоренную, изгаженную землю. Стало горько: Всемогущий не защитил, не спас. Почему? Неужели они, Его создания, столь грешны, столь виновны? О чем теперь просить? Разве ее услышат? Разве помогут в этот, может, самый трудный для нее час? Темные глаза Пантократора, казалось, следили за нею, Ника опустила голову. Бесполезно! Некого просить о помощи, не к кому воззвать: защити и спаси рабов Твоих Юрия и Викторию, и всех иных, имена же их Ты сам веси…
Ника закрыла глаза, вспоминая молитву, которую она читала давно, еще в детстве, но слова путались, не складываясь. Она забыла… Она, наверно, зря зашла сюда, Виктория Николаевна вздохнула, и тут услыхала шорох. Кто-то был рядом. Ника резко обернулась: да, она оказалась в разоренном храме не одна. Возле окна, у кучи наваленных досок, стоял высокий старик в длинном темном плаще. Седые волосы касались плеч, но, несмотря на возраст, незнакомец держался удивительно прямо, не горбясь и не сутулясь. Он что-то внимательно разглядывал, держа перед глазами обломки разбитой доски.
Ника почему-то не испугалась. Старик не походил на тех, кто разрушал храмы, и уж конечно, на ее «малиновых» преследователей. Мелькнула догадка – священник! Ну конечно же, священник не бросил гибнущий храм!