Тут же себя поймал на мысли — что с ним происходит? Во время монашества он запрещал себе думать о подобных вещах, а здесь… ему припомнилась кикимора, при виде которой он точно испытал возбуждение, да такое мощное, что даже растерялся и застыл на долю секунды, и это едва не стоило ему жизни. Если бы не его перетренированные рефлексы…
И еще одно сильно его беспокоило — он наслаждался тем, что убивает. В бытность наемным убийцей он просто делал свою работу — бах! — нет объекта. Ни эмоций, ни сожалений, ни радости, ни удовольствия — ничего. Здесь же, когда он стал оборотнем, он при уничтожении мытаря и его подручных испытал чувство сродни оргазму, испытал наслаждение от убийства.
Он гнал эти мысли от себя — то, что он испытывал, было гадко, противно, нехорошо, но из песни слова не выкинешь, ему нравилось убивать! Ну да, он наказывал плохих, да, он вроде как меч Божий, но испытывать во время казни преступников наслаждение, возбуждение, радость?!
Грустно усмехнувшись, Андрей решил, что ему бы очень подошла работа палача — ведь так приятно совмещать полезное и приятное.
Ругань в коридоре достигла апогея: кто-то вскрикнул, а дама стала яростно сыпать такими матерными ругательствами, что у Андрея приподнялись брови — даже он, прошедший армию и войну, узнал пару новых оборотов.
В дверь что-то грохнуло, она распахнулась, и в комнату ворвалась разъяренная графиня. Из разорванного декольте вывалились вполне аппетитные груди четвертого размера — как ни странно, не отвисшие из-за своей тяжести до пупка, а торчащие бодро, вызывающе, как пушки береговой артиллерии.
— Уроды! Я вас всех повыгоняю! Твари! Я вам… поотрезаю! Я вас!.. Вы у меня!.. Дерьмоеды! — Она яростно взглянула на лежащего на кровати Андрея. — Ты представляешь, какие уроды?! Этот придурок, мой муж, запретил мне входить в эту комнату! Сам таскается по всем кухаркам, грязным волосатым теткам, а мне запрещает хоть иногда пообщаться с новым человеком!
«Пообщаться? — подумал Андрей. — Вот как у нее это называется — пообщаться? А я хочу с ней пообщаться? Хм… я ведь уже вроде и не монах… и черт с ними, с конюхами, а?»
Графиня присела на кровать рядом с подвинувшимся к стене Андреем, медленно провела пальцем по его бедру и сказала:
— А ты интересный мужчина… расскажи мне, как ты перерезал глотку этому Карнаку? Он визжал или нет? Кровь сильно брызнула? Ты ему отрубил голову? Расскажи! Это меня возбуждает…
То, что произошло дальше, Андрей кроме как изнасилованием назвать не мог. Впрочем, он и не сильно сопротивлялся, как говорится — расслабься и получи удовольствие.
Графиня вопила как сумасшедшая, наверное, ее было слышно во всем крыле огромного замка.
Натягивая платье, которое точно надевалось на голое тело, она сказала:
— Честное слово, я никогда не испытывала такого удовольствия ни с кем! Ты такой горячий! Такой сильный! После тебя, наверное, я ни с кем уже не смогу получить такого наслаждения. Так бы приковала тебя к себе и не отпустила бы никуда! — Она еще раз внимательно осмотрела обнаженного Андрея, лежащего на кровати, и добавила: — Хорош! Хорош, самец! Узнаю, что мои фрейлины к тебе таскаются, я тебя отравлю! Ты только мой, запомни это!
Она вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь, и Андрей услышал, как она снова материт сторожей у двери, кроя их последними словами за глупость, подлость, тупость и вообще все прегрешения на свете.
Андрей лежал расслабленный — разрядка после долгого, очень долгого воздержания была такой бурной, что он чуть не раздавил женщину в своих объятиях, забыв о своей силе, — скорее всего, на ней остались следы его рук.
То, что она была потрясена его сексуальными способностями, его не удивило: во-первых, он в сравнении с обычным мужчиной был практически неутомим, не задыхался от бурных телодвижений, а во-вторых, и это главное, он уже давно заметил, что температура его тела выше, чем у людей, по его прикидкам она составляла тридцать восемь — тридцать девять градусов, а может, и выше, понятное дело, что женщина это сразу ощутила…
Повышенная температура объяснялась просто — повышенная сила, скорость, регенерация требовали ускорения обмена веществ. Потому он так часто и так помногу ел, вызывая удивленные взгляды своих спутников, потому ему необходимо так часто охотиться по ночам, свежее сырое мясо — источник энергии, источник восполнения его ресурсов, без этого он будет худеть и, похоже, как он думал, мог даже впасть в спячку.
Так что теперь у него может быть новая работа — альфонс. Дамы будут в восторге. Очередь выстроится…
От этих мыслей ему стало смешно, а потом он снова загрустил — все дальше и дальше он уходил от того Андрея, который попал сюда из земного мира. Куда-то подевались его принципы, посыпались взятые на себя обеты… Похоже, он все больше и больше превращался в Зверя…
Андрей встал с постели, взял рубаху и обтерся. Помыться было негде, и он с неудовольствием бросил смятую рубаху к стене — завтра придется выходить на люди в чем есть, мятым и в пятнах. Так-то ему было на это наплевать, но червячок тщеславия, который Андрей с удивлением обнаружил в себе, точил его изнутри и требовал, чтобы во время дуэлей он выглядел этаким щеголем.
Поправив скомканную, влажную от любовного пота постель, Андрей, поморщившись, снова на нее улегся. Делать все равно было нечего, так что оставалось только спать.
Дверь распахнулась, и вошедший капитан наемников, поморщив нос, весело сказал:
— Ага! Все-таки она тебя трахнула! Ну и баба — не пропустит новеньких, а хороша, правда? Я тоже с ней был… после нее других воспринимаешь как деревянных кукол. А что, умеет, этого у нее не отнимешь! Пошли со мной, сейчас вымоешься да одежду чистую наденешь — хозяева намерены превратить представление во что-то незабываемое и хотят, чтобы ты выглядел прилично. Я тебе дам свою одежду, мы одного роста и сложения, так что тебе подойдет, а я с них сдеру за нее втройне, скажу — на заказ шили, пусть раскошеливаются! Ты брось барахло тут, только штаны натяни, и все. Ну и кошель свой прихвати, а то прислуга сопрет. Кстати, завещай мне свой кошель — я гляжу, он толстый, а ты все равно не переживешь три дуэли подряд. А мы на твои деньги славно погуляем, помянем тебя добрым словом. Не хочешь завещать? Ну и зря! — Он хохотнул и пошел вперед, показывая Андрею дорогу.
Вскоре они оказались в помещении, обшитом деревом, с деревянными полами и скамьями вдоль стен и посреди комнаты. В нескольких печах были встроены котлы, которые испускали горячий пар, а рядом стояли другие котлы, на подставках, видимо, с холодной водой. Везде были расставлены деревянные шайки и лежали ковшики.
— Вот наша моечная, давай приводи себя в порядок! Мыло вот тут, в горшке — черпай, мылься, после графини тебе небось отмываться полчаса! — Капитан наемников снова хохотнул и закрыл за собой дверь.
Андрей стал раздеваться, оглядываясь по сторонам — в маленькие окошки, забранные мутным стеклом, светило солнце, в бане пахло травами, разогретым деревом и перегретыми камнями… Если закрыть глаза, забыть про огромные размеры моечной — она была длиной метров тридцать, как общественная баня, — то можно было представить, что находишься в какой-то обычной деревенской бане где-нибудь в Смоленской области.