– Готов, Хозяин!
– Когда будет готова полноценная кассета?
– Это, босс, смотря сколько времени займет сама съемка, но в любом случае не более получаса.
– Яхши! Ты хорошо отдохнул перед дальней дорогой?
– Отдохнул, Хозяин!
– Тогда за дело! Скажешь, когда мне можно будет начать говорить!
Оператор выбрал место, куда попросил встать узбека. Навел на него камеру, настроил ее, сбоку зажглась красная лампочка.
– Снимаю, Хозяин!
Наркоторговец, сделав паузу, рисуясь перед камерой, сказал с пафосом:
– Я Садык!..
И повел речь, которую позже внимательно выслушали профессионалы Службы «Виртус».
А узники увидели, как из-за дома вынесли большой пень и топор на длинной ручке.
Садык, прервав речь, повернулся к Резе, который находился за кадром, крикнул ему на языке пушту:
– Крайнего из обслуги на пень!
Далее последовала казнь…
Садык, бросив топор, продолжил монолог и закончил его словами:
– До связи, неверные!
И воплем:
– Аллах акбар!
Оператор прекратил съемку.
Узбек кивнул на обезглавленный труп молодого парня-звукооператора, которому только позавчера исполнилось двадцать пять лет:
– Кинуть эту падаль в ущелье, на корм шакалам! Голову на кол, пусть артисты, выходя во двор, любуются тем, что осталось от их коллеги!
Он подошел к артистам.
Те, прижавшись к стене и друг другу, с ужасом смотрели на убийцу. Только двое выделялись на общем фоне страха, один – с наколками на руке, который пел шлягеры шансона, да пожилой пародист. Они смотрели на Садыка с ненавистью, что не мог не заметить узбек, и это взбесило его.
Вогнать бы в эти ненавидящие глаза по горящей лучине, чтобы свет навсегда померк для них, но это были артисты – товар. А его портить нельзя.
Поэтому, усмирив свой гнев, узбек перевел внимание на единственную в бригаде молодую симпатичную женщину. Даже страх в ее глазах не затмевал природной красоты, а, напротив, придавал даме некий шарм. Эх! Ее бы в сауну…
Садык подошел к женщине, спросил:
– Как тебя зовут, красавица?
– Тоня, – ответила она.
– Это твое настоящее имя или псевдоним?
– Псевдоним.
Узбек понимающе кивнул головой:
– Ясно! Сейчас модно брать псевдонимы. Только и слышно – поет Юлиан, выступает Земфира или Анастасия. Как же назвала тебя мать?
– Лидой.
– Фамилия!
– Гаврилова.
Садык криво ухмыльнулся:
– Да, с таким именем пробиться на сцену, наверно, тебе не удалось бы. Как чувствуешь себя, Лида?
– Плохо.
Узбек, изобразив удивление, переспросил:
– Плохо? Отчего же, милочка? Оттого, что оказалась здесь? Но ты сама приехала в Чечню! Или кто из коренного населения звал тебя? А может, тебя заставили ехать в командировку?
– Никто не заставлял, я сама решила поехать, – ответила Лида.
– А ты знала, что здесь идет война, что здесь каждый день убивают? Иногда в бою, иногда, как твоего коллегу, в плену, для устрашения противника?
– Знала.
Садык прикинулся, что не услышал ответа, проговорил:
– Не слышу!
– Знала! – громче сказала певица.
Узбек повысил голос:
– Так отчего тогда тебе плохо, блядь пробитая? Или ты честная? Хотя откуда в вашей среде взяться честным бабам? Со всей бригадой за эту неделю перетрахалась? Тебя скопом имели или выборочно давала, проститутка?
Женщина проговорила на грани истерики:
– Я не блядь и не проститутка!
Садык рассмеялся ей в лицо, обнажив свои гнилые, черные зубы:
– Ну конечно же! Как же иначе? Ты чистюля, давалка с разбором! Замужем?
– Нет.
– Слушай, в таком случае ты, должно быть, девственница?
– Вас это не касается…
Закрыв лицо руками, женщина заплакала.
Узбек посмотрел на нее, проговорив:
– Твой целяк мы еще, возможно, проверим! Так что будь готова, сучка!
Он потерял интерес к певице, вдоволь насладившись ее унижением.
Садык подошел к дуэту «Клен».
Молодые ребята испуганно сжались в единый комок. Дуэт в полном смысле этого слова.
Узбек спросил у них:
– А вы чего прилипли друг к другу? Гомики, что ли?
– Нет… нам страшно.
На что наркоторговец с сатанинским удовольствием пообещал:
– Будет еще страшнее, щенки! В армии служили?
– Нет, нет, – быстро и одновременно проговорили оба парня.
– Почему? Дефективные?
Смелые на сцене и паникеры в экстремальной ситуации, они ответили:
– Мы в принципе против войны, мы пацифисты, не желаем брать в руки оружия!
– Вот как? Но какой мужчина без оружия? Ну, ладно, пацифисты, значит. И сюда приехали протестовать против войны?
– В общем, да! – ответил один из дуэта, постарше.
Садык гаркнул:
– А не ты ли, тварь, орал с помоста воякам, чтобы они добили остатки банд и с победой вернулись домой?
Парень замешкался:
– Э… да… но это было предусмотрено программой, и не я ее составлял.
Рядом сплюнул артист с наколками:
– Тьфу, слизняки, мать их!
Узбек сразу же перешел к барду:
– Имя?
– Алтаев. Дальше что?
– Ты никак борзый, гитарист?
На что Сергей Агеев, он же бард Алтаев, ответил, глядя Садыку прямо в глаза:
– Слушай, плесень! Завязывай гнилой базар, а? Ну чего ты, как дешевка, понты тут наводишь? Хозяин? Чмо ты сто восьмое, а не хозяин! Это для своих «шестерок» ты босс, а для меня дерьмо, просек?
Садык не ожидал оскорбления, особенно того, что его назвали сто восьмым. Для узбеков это очень обидно. Он сжал зубы, прищурил глазки:
– Это ты мне, неверный?!
– Тебе, тебе! И не хер на меня гадюкой болотной пялиться! Я перед тобой гнуться не собираюсь! У меня за плечами три ходки на зону, и я в авторитете! А ты кто есть, фраер? Слепил банду и беспредельничаешь? А вообще мне с тобой базарить в падлу! Будь ты на зоне, вогнал бы я тебе заточку меж ребер, вонючка!