Рудаков ответил:
– Это мое дело, Коля. Положи фонарь и закрой мешок. Это все, что от тебя требуется.
Николай взглянул на брата:
– Скажи, Борис, тебе уже приходилось убивать людей?
– Людей, нормальных людей – нет. Нелюдей в человечьем обличье, тех, кто сам убивал невинных, отрезал им головы, обрубал руки и ноги, вспарывал животы, тех – да, и немало! Я все же офицер спецназа и служу на Кавказе. Еще после окончания училища, – Борис бросил взгляд на Надежду, – я охотился не на шакалов! У меня были другие, двуногие цели! Их я валил без сожаления! А что? Тебя коробит от этого?
Шевченко, недолго промолчав, задал еще один вопрос:
– И при этом ты никогда не чувствовал себя убийцей?
Рудаков вплотную подошел к брату, проговорил ему в лицо:
– Слушай, ты, гуманист хренов, я что сказал делать? Почему не выполняются мои требования?
Николай резко развернулся, пошел в спальню супругов. За ним, опустив голову, последовала и Надежда.
Майор прошел на кухню, достал из холодильника початую бутылку водки, из горла выпил граммов двести, все, что в ней оставалось. Закурил, успокаиваясь.
В 1.55 Борис собрал семью брата в прихожей.
Тоном приказа произнес:
– Итак, начинаем. Первым в подвал спускаюсь я, через минуту за мной следует Надежда, ты, Николай, идешь последним. Таков же порядок спуска в коллектор. Коля, закроешь за собой крышку люка. Касаемо тебя, Надя. В тоннеле сейчас наверняка полно крыс…
– Ой! – вскрикнула женщина. – Этого еще не хватало! Терпеть их не могу и боюсь до ужаса.
Рудаков продолжил инструктаж:
– Поэтому и предупреждаю. Приготовься к соседству этих тварей. И чтобы во время отхода я не слышал ни вскрика, ни возгласа, даже если они будут прыгать по твоим ногам.
Надежда скривила лицо:
– Фу, Борис, какую гадость ты говоришь!
– Это чтобы ты была в курсе. И помни, все крысы, вместе взятые, не так опасны, как только один Долматов. По сравнению с ним, животные совершенно безвредны. Так что соблюдать молчание при любых обстоятельствах! Ибо дом под контролем, а голоса ночью разносятся далеко. До выхода на поверхность в сквере общение языком жестов или, в крайнем случае, шепотом. Ясно?
– Да.
Ровно в 2.00 из квартиры ь 3 двухэтажного старого дома, по одному, вышли три человека с дорожными сумками в руках.
Первым, как и было решено, шел Рудаков.
Темный подъезд прошли незаметно, и вскоре все собрались у люка шахты подвального колодца.
Майор сдвинул люк, включил фонарь, направив его луч вниз, начал спуск, закрепив свой мешок на спине.
Через минуту из коллектора был подан трехкратный световой сигнал.
Очередь была за Надей. Женщина бросила свою сумку в шахту. Ступила на первую скобу лестницы.
Борис поймал баул Надежды. Он был легок и содержал в себе, судя по весу, лишь белье женщины. Рудаков подсветил ей.
Надя задержалась на последней скобе, прошептав:
– Ой, как высоко, я боюсь.
Майор шепотом произнес:
– Сын не испугался, а ты… Прыгай, я поддержу тебя.
Надежда соскользнула вниз, в объятия поймавшего ее Бориса, и вдруг прижалась к нему горячо, еле слышно зашептав:
– Не могу без тебя, слышишь, Боря? Ты говоришь, что изменить ничего нельзя. Можно, любимый, все можно, лишь бы ты захотел этого. Мы же любим друг друга!
Борис ладонью зажал рот женщине, отстранив ее в сторону. Принял вещи брата, помог спуститься и тому. Жестом руки определил направление движения, направо по тоннелю, стараясь не смотреть на Надю, передав заботу о ней мужу.
Через полчаса все трое оказались в кустах сквера. Люк водворили на место.
Борис сказал:
– Я ухожу. Через пять минут отсюда выходите вы. На дороге, за обломками забора, увидите серебристую «десятку», в нее и садитесь, сумки в багажник, понятно?
– Да, – ответил Николай.
Надя, расстроенная, молчала.
– Ну а раз понятно, выполнять. Я пошел.
Рудаков вышел из кустов, прошел к тротуару, где припарковал машину, отключил специальную сигнализацию, не позволявшую угонщикам сделать свое дело из-за заряда усыпляющего газа, начинавшего накрывать облаком машину при попытке несанкционированного вскрытия, бросил свою сумку в багажник, сел за руль.
Вскоре к нему присоединились брат с женой.
Борис завел машину, тронулся с места и повел «десятку» в сторону конспиративной квартиры.
Остановил машину, как и договаривался с Кулибиным, за сто метров от дома на пустынной улице. Обернулся к сидящим сзади родственникам, сказал:
– Сейчас я вновь уйду. Вместо меня место водителя займет другой человек, мой сослуживец. Он и доставит вас в безопасное убежище. Вот и все. Давайте попрощаемся, что ли?
Надежда, отвернувшись к темному окну, произнесла:
– Мы будем очень ждать Сережу! Ты постарайся быстрее вытащить его!
Рудаков спросил:
– Больше ничего ты мне не скажешь?
Надежда повернулась к майору:
– Все, что я хотела сказать, ты уже слышал, но… не захотел услышать! Прощай, Борис!
Николай, ничего не понимая, обратился к жене:
– Ну зачем ты так, Надя? Борис же остается, чтобы спасти нашего сына и честь семьи! Остается, рискуя собой! А ты так к нему, словно он чем-то оскорбил тебя!
Женщина промолчала, ничего не ответив на реплику мужа, только поднесла платок к своим повлажневшим глазам.
Николай пожал плечами:
– Ты не обижайся на нее, Борь! Сам понимаешь, пережитый стресс не мог пройти для Нади бесследно.
Майор ответил:
– Не переживай, брат. Я все прекрасно понимаю. Ну ладно, давай, Коль. До встречи.
– До встречи, брат.
Выходя из машины, Рудаков вновь встретился взглядом с глазами своей бывшей невесты, увидел в них столько прощальной нежности и страдания, что ему стало не по себе. Зачем он так грубо оттолкнул ее от себя? Но как следовало поступить? Поощрить желание Надежды к сближению? Разбить семью брата, лишив его еще и этого? Нет, так, даже любя Надю, офицер Рудаков поступить не мог! Черт бы побрал эту жизнь, с ее выкрутасами!
– До свидания, – сказал он, резко захлопнув за собой дверь.
Кулибин уже ждал командира. Рудаков спросил:
– Отдохнул, Сеня?
– Так точно, товарищ майор!