— И ошибался!
Головин, тяжело вздохнув, присел рядом с Пашиным, спросил:
— С прессой знакомитесь?
— Так, просматриваю! Но ты не договорил, в чем я ошибался?
— В том, что только вы рискуете жизнью. Если акция сорвется, те лица, что ее задумали, не пощадят исполнителей. А исполнители и вы, и Храмов, и я, и все, кто работает на меня.
— Странно слышать от тебя такие речи. Раньше ты ничего подобного не допускал. Тебя гнетет задание?
— Как сказать? Не гнетет, а вот неуверенность какая-то присутствует.
Пашин усмехнулся:
— Тебе лично убивать людей приходилось?
— Нет! Бог миловал!
— Поэтому и неуверенность! Она пройдет! Тем более основную работу делать мне!
— На вас-то и надеюсь.
— Билеты на самолет привез?
— Конечно! Как и договаривались. Вылет сегодня в 16.00 местного времени.
Головин достал из бокового кармана легкой куртки пухлый лопатник, протянул Пашину паспорт на имя какого-то Ерофеева и авиабилет.
— Храмов уже поднялся?
— Да.
— Тогда завтрак — и вперед!
— Как скажешь. Мы в твоем подчинении.
Головин вызвал деда Ерему, распорядился приготовить легкий завтрак и попросить вниз Храмова.
Перекусив, по предложению Головина прошли в кабинет. Там опекун московских наемников неожиданно потребовал:
— А теперь, господа, прошу оставить здесь все лишнее! Кольца, браслеты, печатки, цепочки, часы.
Пашин насторожился:
— Зачем?
— Это не моя прихоть.
— И все же?
— Григорий Семенович, пожалуйста, делайте то, что вам говорят! Объяснения все равно не услышите, так как я не смогу его вам дать.
Оставляя в особняке часы, он лишится возможности при необходимости подать условный сигнал Максу и Зорро. Но подчиниться придется. Упираться не имеет смысла, да и ребята уже контролируют позицию. Они и без сигнала должны просчитать ситуацию. И просчитают, находясь рядом. И все же требование Головина зародило в душе майора тревогу. Общий план пусть и в мелочи, но дал сбой. Не приведет ли он в конце концов к кардинальному изменению обстановки? Судя по тому, что Катран ночью не вызвал Грига на связь, бандиты подготовили и уже оборудовали позицию там, где и планировали изначально, на стройке. Значит, общая тактика покушения не изменилась. И все же тревога не отпускала майора. Не любил он таких вот неожиданных решений, когда все, казалось бы, уже оговорено. Однако вынужден подчиниться обстоятельствам.
Сняв часы, больше ничего лишнего у Григория не было, он положил их на стол.
Храмов, кроме часов, снял еще золотую цепочку и обручальное кольцо.
Головин заверил:
— Не волнуйтесь, господа, ваши вещи вернутся к вам сразу же по возвращении сюда. Паспорта и билеты на самолет, пожалуй, тоже следует оставить здесь.
Но майор проявил твердость:
— А вот это, Артем, не прокатит! Паспорта и билеты останутся при нас! И не пытайся настаивать. Не знаю, как напарник, я без документов и шага не сделаю!
Головин неожиданно легко согласился:
— Хорошо, хорошо! В принципе я насчет документов никаких указаний не имею, а проявлять инициативу не стану. Оставьте паспорта и билеты при себе. Теперь мы можем ехать.
Он посмотрел на часы и повторил:
— Да, пожалуй, пора! Прошу, господа!
И сам пошел к выходу. Следом за ним двинулись и Пашин с Храмовым.
Чтобы подъехать к строящемуся микрорайону, на перекрестке у моста через железнодорожные пути водителю нужно было повернуть вправо, но он повел машину прямо.
Пашин отметил это обстоятельство, но промолчал. Мало ли какими причинами вызвано изменение маршрута. Но когда автомобиль проехал мимо фасада госпиталя, свернул влево, при этом грубо нарушив правила дорожного движения — пересек две сплошные разделительные полосы, майор насторожился. Но опять-таки промолчал. У двенадцатиэтажной коробки остановились.
Пашин спросил:
— Мы что-то должны забрать отсюда?
Головин повернулся:
— Нет, господа! Мы прибыли на место, откуда вы проведете акцию по губернатору!
Григорий откинулся на сиденье, заметив, что сзади «Волги» остановился черный джип. Вот оно что! Не зря тревога не оставляла его. Бандиты вывели из игры все прикрытие Пашина. Теперь он остался один на один с ними. Следовательно, придется полагаться лишь на себя.
Головин поинтересовался:
— Вас что-то обеспокоило, Григорий Семенович?
— Правильнее сказать, вызвало раздражение!
— И что же именно?
— Ты не догадываешься?
— Внезапная смена позиции? Но это же, по большому счету, пустяки! Вы, как бывший офицер спецназа, должны перестраиваться по ходу изменения обстановки, мгновенно.
— Не в этом дело, Артем!
— А в чем же?
— Раздражает то, что кто-то пытается держать меня на коротком поводке. К чему все эти ненужные движения с перестраховкой? Твои боссы чего-то боятся?
— Григорий Семенович, я уже говорил вам, что не вникаю в планы руководства, а только исполняю его волю. Прошу выйти из машины и войти в подъезд.
— Что, так толпой и пойдем?
— Три человека не толпа.
— А люди в джипе не будут нас сопровождать?
— Нет. Они будут прикрывать ваш, вернее наш, отход, потому что мне поручено вывести вас отсюда после завершения акции.
— Не слишком ли вы рискуете?
— И это не мне решать!
Пашин раздраженно бросил:
— А ты сам, вообще, хоть что-нибудь решаешь? Или даже залезть на бабу разрешения у босса спрашиваешь?
— Ну, зачем вы так грубо, Григорий Семенович? Я же ничего плохого вам не сделал.
— Хорошего тоже! Ладно, хватит базарить! Идти так идти.
Майор вышел из машины и, не смотря по сторонам, быстро направился к подъезду двенадцатиэтажного дома. За ним последовали Головин с Храмовым.
Войдя в лифт, Пашин спросил:
— Куда едем?
— Последний этаж, Григорий Семенович!
Майор нажал на кнопку с цифрой 12, и лифт начал подъем. Григорий, напрягшись, просчитывал ситуацию.
В подъезд они вошли трое, сопровождение внизу. Позиция либо в одной из квартир двенадцатого этажа, либо на крыше. Там могут быть и, скорее всего, будут люди босса. Но немного, один или два. Так, с Храмовым и Головиным надо решать вопрос в лифте. Наверху он один вряд ли сумеет перехватить инициативу. Что ж, Григ, начали работу.