Гректон кивнул:
— О'кей, сэр! Прошу следовать за мной!
Командир батальона провел бойцов группы по аллее, образованной растяжками маскировочной сетки. Возле небольшого полукруглого металлического строения американец остановился:
— Вот место вашего временного пристанища, майор. Это разделенный на отсеки жилой модуль, который включает в себя кабинет, туалет и душевую кабину. Каждый отсек снабжен кондиционером. В прихожей — холодильник. В нем вы найдете различные напитки и чем поужинать. Завтрак в общей столовой.
Вьюжин приказал подчиненным разместиться во временном жилище. Сам остался на улице, спросив Гректона:
— Когда должна прибыть группа вашего спецназа?
Комбат ответил:
— Рано утром! Точнее сказать не могу! В этом проклятом Афганистане что-либо загадывать наперед — дело неблагодарное! Не представляю, как ваши ребята могли находиться здесь почти десять лет!
Вьюжин поправил американца:
— Не находиться, майор, а вполне успешно воевать, контролируя практически всю территорию страны. И выйти из нее с расчехленным знаменем, организованно, под марш оркестров!
— Намекаете на наше бегство из Вьетнама?
— Я ни на что не намекаю, господин Гректон, просто констатирую факты. Во сколько у вас в батальоне общий подъем?
— В 7.00!
— Ясно! Тогда спокойной ночи, майор?
— Спокойной ночи, господин Вьюжин! Рад знакомству. Признаться, впервые вот так близко вижу русских солдат.
Вьюжин усмехнулся:
— Я тоже впервые разговариваю с командиром американского батальона! И особой разницы между нами не вижу!
— Ее видят политики! До завтра!
Гректон вновь козырнул и скрылся за маскировочной сетью. Вьюжин поднялся в модуль.
Офицеры и прапорщики уже осмотрели пристанище.
Лебеденко, сидя за столом прихожей, попивая кока-колу, проговорил:
— А неплохо янки умеют обустроить свои базы. Если у них и рядовые живут в таких же модулях, то это не служба, а лафа сплошная. Отсек на двоих, кондер, видеодвойки с кассетами. Где-то должны быть резиновые бабы, но их, наверное, выдают по графику. Слышал, американцы без этих кукол да кока-колы служить не могут! Да еще деньги получают приличные. В «Военном обозрении» читал, что лейтенант у них около десяти штук баксов в месяц имеет! И это в Штатах. Тут наверняка тысяч под тридцать! Простой пехотинец! Сколько же долларов отваливают спецназу?
Вьюжин посоветовал:
— Утром у них и спросишь!
— Да, да, а мы… мать их, за что кровь проливаем?
Майор строго сказал:
— За Родину, старший лейтенант! Или для тебя это недостаточная причина?
Лебеденко бросил в урну опустошенную банку кока-колы.
— Достаточно, майор! Только несправедливо это!
— Лебедь! Желаешь нарваться на неприятность?
— Какую неприятность, товарищ майор? Неприятности нас ждут впереди! Чует мое сердце, непростой станет эта командировка! Ну и ладно. Как говорится, кто на что учился. Или каждому свое. Пошел я спать!
— Верное решение! Иди, Андрюша, да в туалет перед сном не забудь сходить!
— Не забуду!
Старший лейтенант скрылся в отсеке, где уже успел уснуть капитан Мамаев. Вьюжин прошел к торцевой комнате. Она делилась надвое раздвижной ширмой, слева — канцелярия, справа спальня.
Майор разделся, лег на просторную, удобную кровать, невольно подумав:
«А ведь действительно неплохо устроились здесь янки. В таком комфорте им не до войны. Поэтому и несут потери на выходах. Нет, солдату подобные условия вредны. Они расслабляют! А расслабляться на войне нельзя. Расслабуха — смерть!»
Под тихий шелест кондиционера Вьюжин уснул.
11 августа, четверг.
База восьмого батальона США
Командир группы «Стрела» проснулся по привычке ровно в 6 утра местного времени. Слегка болела голова. То ли от кондиционера, то ли оттого, что организм начал преодолевать последствия акклиматизации. Вьюжин, взяв полотенце и туалетные принадлежности, вышел в коридор, намереваясь принять душ. Но тот был занят. В шесть часов поднялись и все остальные бойцы подразделения спецназа. Кто плескался в душевой кабине, кто делал зарядку. Лебеденко с Дубовым курили в прихожей. Вьюжин поприветствовал подчиненных:
— Доброе утро всем! Душевую как, по очереди решили использовать?
Мамаев ответил:
— По очереди, но командира, понятно, сие не касается!
— Ну почему же? Спешить нам некуда!
Лебеденко, перегнувшись через стул, выглянул в окно:
— Американцы еще спят! На территории ни души! Тоже мне, служба! Интересно, во сколько нас их комбат кормить думает?
Дубов взглянул на старшего лейтенанта:
— Проголодался?
Лебеденко сел на место, ответил:
— Это ты у нас, Дуб, любовью сыт, а я на выходах всегда голоден. Потому что злой!
— На кого или на что злишься?
— Да на всех и на все! Имею в виду противника и то, что с ним связано! Это мне потом гасить его помогает! Понял, снайпер?
— Понял! А с виду мужик нормальный!
— Ты мне еще подколи старшего по званию!
Дубов улыбнулся:
— Извините, товарищ старший лейтенант! Видит бог, не хотел затронуть ваше честолюбие!
— Вот так лучше!
Лебеденко обратился к Вьюжину, спокойно воспринимавшему шутки подчиненных:
— Нет, майор, на самом деле этот, как его, Джулиус ничего о времени завтрака не говорил?
Вьюжин подошел к старшему лейтенанту, наклонился к нему, что-то тихо сказал. Андрей кивнул.
— Понял! Вопросов больше нет!
Командир группы прошел в освободившуюся душевую кабину.
Дубов поинтересовался у Лебеденко:
— Чем это осадил тебя командир, лейтенант?
— Старший!
— Пардон, старший лейтенант! Так чем?
— Это тебя не касается!
— А если серьезно, Андрюха?
Лебеденко вздохнул:
— Если серьезно, то сказал, что завтрак будет согласно распорядку дня американского батальона.
— Верно сказал.
— А кто спорит? Командир всегда прав! Закон службы. Только не нравится мне здесь!
— С чего? Все удобства, не то что в нашей палатке.
— Бутафория это! По мне лучше в нашей родной палатке, на матраце да с сухим пайком. Банку тушенки с утра вломил с галетами, в ручье каком-нибудь умылся, побрился, и порядок. Можно воевать! А здесь биотуалет, душевая с горячей водой, кондеры, кровати, холодильник с кока-колой. Баб только не хватает. Да и тех, пусть и кукол, если запросишь, дадут. Разве это войсковая часть? Санаторий! Плевать хочется!