После третьей порции виски майор Гректон почувствовал сильную слабость. Мысли начали путаться, потянуло в сон. Но главное, чего и добивался командир батальона, притупилось чувство боли и вины перед солдатами, которых он своим приказом послал на мучительную смерть.
Майор сбросил с себя камуфляжный костюм, перевел кондиционер на режим вентиляции. Упал на походную кровать и провалился в черную бездну алкогольного забытья. На часах было 23.20.
В это время четверо людей в национальных афганских костюмах, укрывшиеся в зарослях густого кустарника на берегу реки Гильменд, услышали приближающийся топот коней. И затем, когда он стих, окрик:
— Фарид! Главарь небольшой банды ответил:
— Здесь! Кто ты?
— Я — Маулави! Не узнал?
— Сейчас узнал! Мы выходим к вам!
— Поторопитесь, уважаемые, Абдель Аль Яни приказал доставить вас к нему как можно быстрее!
— Хорошо! Мы идем!
Четверка боевиков поднялась к конному отряду. В нем было восемь лошадей и четыре всадника.
Поздоровались и тут же, оседлав скакунов, направились по равнине на север. Мешок с головой сержанта Дайро болтался в ногах Фарида. Главарь диверсионной группы скакал рядом с Маулави.
Последний спросил:
— Американцы сильно неистовствовали?
— Ты о чем?
— Ну, прочесывали местность?
— Возле реки их не было!
— И вертолетов?
— И вертолетов!
— Странно! Мы предполагали, что они будут бесноваться.
Фарид ухмыльнулся:
— Неверные, может, и бесновались, когда нашли свой мертвый патруль, но Аллах помог нам. Пыльная буря сделала свое дело, сначала задержав их на своей базе, затем надежно скрыв наши следы.
— Так они даже в Халат не сунулись?
— Не знаю, Абдур, но скорее всего нет. Мы бы от реки слышали их присутствие. Но все было тихо!
— Да, операцию вы провели отменно! Абдель наградит вас!
— Ты же знаешь, Маулави, я воюю не за награды! Я мщу чужеземцам! Всем неверным, пытающимся диктовать, по каким законам нам жить!
— Э-э, Фарид, так ты и от денег откажешься?
— От денег только безмозглый отказывается. У меня семья, большая семья, ее надо кормить. Но воюю я, повторяюсь, не за награды и деньги! То, что дают, принимаю! За выполненную работу. А если представится возможность перерезать чужеземцу горло, сделаю это бесплатно. И с удовольствием. И чем больше неверных мы прирежем, тем меньше останется у них желания оставаться на нашей земле!
Маулави после некоторого раздумья произнес:
— Я понял тебя, Фарид! Ты великий воин! — И предложил: — Может, сделаем привал? Разведем костер, согреем чаю?
— Ханка есть?
— Есть! И анаша есть! Отборная, индийская!
— Хорошо! Устроим привал!
Небольшой костер всадники Маулави разложили быстро, благо вокруг было полно сухих и корявых ветвей саксаула.
Вскипятили воду, бросив в нее несколько щепоток крупных листьев.
Откуда-то появилась кошма и пиалы.
Фариду чашку подал сам Маулави:
— Прими, уважаемый, чай хороший, зеленый, как ты просил, с ханкой!
— Спасибо! Присоединяйся!
Афганцы сели в круг, молча занялись чаепитием, некоторые сопровождали его шипящими затяжками дыма анаши с воздухом.
Через полчаса продолжили путь.
В Уразган, по афганским меркам считавшийся городом, конный отряд прибыл к семи часам. Его ждали. Ворота крепкого каменного дома, что стоял на окраине селения, раскрылись, как только по улице застучали копыта лошадей. Отряд въехал во внутренний дворик. Спешился. К Фариду подошел Абдур, личный помощник и хранитель покоя самого шейха Абдель Аль Яни.
— Ассалом аллейкум, уважаемый Фарид!
— Ва аллейкум ассалом! Как чувствует себя наш достопочтенный саиб?
— Все хорошо, Фарид! Как ты, твои люди? Сильно ли измотал дальний путь?
— Нет, Абдур! Мы имели возможность отдохнуть!
— Тогда тебе следует подняться к саибу. А твоими людьми займется прислуга. Всех накормят, предоставят возможность помыться, сменить белье и отдохнуть.
— Хорошо, Абдур! Идем к хозяину!
Помощник руководителя крупного террористического центра вошел в дом первым. За ним, оставив за порогом оружие и сняв сандалии, взяв в руку холщовый мешок, последовал Фарид — командир одного из подразделений этого центра. Личность не столь значимая в террористическом мире, но и не пешка на чужой доске.
Поднявшись на второй этаж, вошли в большую комнату, обставленную, как ни странно, в европейском стиле.
Абдель Аль Яни являлся выходцем из богатой арабской семьи. Владел очень приличным состоянием. На него работали десятки нефтяных скважин Саудовской Аравии и Кувейта. В свое время он получил отличное образование в Великобритании, в совершенстве владел несколькими европейскими языками. Поэтому рабочие кабинеты в многочисленных своих поместьях Афганистана предпочитал выдерживать на западный манер, оставаясь при этом истинным мусульманином, свято соблюдая все обычаи и религиозные обряды. Абдель был сложным человеком. Обеспеченный во всех отношениях, он мог бы спокойно жить в любой процветающей стране мира, наслаждаясь комфортом и роскошью. Но вместо этого сын шейха посвятил себя священному джихаду — войне с неверными. Что предопределило этот выбор, не знал никто. Возможно, не знал и сам Абдель, но он его сделал и следовал ему.
Увидев на пороге Фарида, Абдель встал из-за огромного письменного стола. Одетый в шикарный халат, пошел навстречу одному из лучших командиров своих боевых отрядов:
— С прибытием, Фарид! Рад видеть тебя!
— Спасибо, господин. С помощью Аллаха я вернулся, в точности выполнив ваше задание! И доказательство этому вот. — Фарид опрокинул мешок, из которого вывалилась голова американского сержанта.
— Этот неверный был старшим вражеского патруля. Он пришел сюда, чтобы стать хозяином, а вместо этого лишился головы. И так будет со всеми неверными, будь трижды проклято нечестивое племя!
Абдель подошел к голове, носком домашней туфли перевернул ее так, чтобы лицо смотрело вверх. Довольно улыбнулся и повернулся к подчиненному:
— Молодец! Я знаю, что всегда могу доверить своему славному Фариду любое дело! Проходи в соседнюю комнату, там приготовлен ужин. О делах поговорим потом! — И приказал Абдуру: — Голову насадить на шест и сфотографировать, снять на видеокамеру. После чего выставить посередине двора. Пусть воины смотрят и ликуют!
— Слушаюсь, господин, — с низким поклоном ответил помощник и, схватив отрезанную голову за волосы, пятясь и кланяясь, удалился из кабинета.