Виктор сделал все, как сказал Никоненко, и вскоре на столе лежали: распечатанный объемный пакет с белым порошком, медицинские весы, с десяток маленьких пакетиков для дозировки. Там же оказались пачки денег, как российских, так и американских. Торговец продолжал лежать на правом боку, закрывая рукой кровоточащую рану. Виктор пододвинул кресло вплотную к Никоненко, сел и наклонился над ним.
— Зачем же ты, мразь, людей губишь?
— Я же им в рот не запихиваю, они сами приходят, умоляют помочь, вот и приходится…
— Ты оказываешь помощь? Доктор, значит? А кто твоих клиентов на иглу сажает? Не знаешь? Ты же, тварь, и сажаешь. Молчи, сука, не зли меня раньше времени! Ты сам-то хоть раз попробовал кайфануть? Нет? Конечно, ты же не дурак — понимаешь, чем это может закончиться, что последует дальше. А как же другие? Ты чувствуешь себя неким божеством — перед тобой унижаются, выпрашивая в долг дозу, ты решаешь судьбы людей, так, козел вонючий? В сверхчеловеки метишь? Тебе все живое вокруг — по хрену. А скажи мне: дети у тебя есть?
— Мы в разводе, есть сын, с бывшей женой у матери ее живет, в другом городе.
— Ты и им жизнь отравил. Так кто ты? Человек? Животное дикое? Кто?
— Мне плохо, я теряю кровь.
— Ты не мычи, отвечай — кто ты после всего, что сделал?
— Ч-человек.
— Человек? Гадина ты, паскуда. Кровь ты теряешь? Больно тебе? А тем, кому ты спихиваешь дурь, не плохо? Им не больно? Нет, не человек ты. Ты разрушитель, убийца, и жить тебе нельзя. Во имя здоровья и жизни других я приговариваю тебя к смерти.
— Нет… Вы не сделаете этого. Я не буду, никогда больше не буду! Не убивайте, прошу вас! Все, что угодно, ради бога!
— Бога вспомнил, сучонок? Ну ладно, говори все, что знаешь о наркоторговле в городе. Только правду, учти, почувствую ложь — проглотишь пулю. Говори.
Никоненко, трясясь всем телом, с крупными каплями пота на лице, судорожно выговаривая слова, начал:
— Товар мне привозит Кривой. Косит он на один глаз, фамилию, клянусь, не знаю, имя тоже, Кривой, и все. За долги я попал. Вот и рассчитываюсь, торгуя. Приезжает он два раза в месяц — привозит партию и забирает деньги. У него в ментах какой-то крупный чин служит, по-моему — родственник.
— Фамилию мента ты, естественно, тоже не знаешь?
— Не знаю, честно.
— Как же ты к Кривому в должники попал, а ни имени, ни фамилии, ни где он обитает, не знаешь? Или ты решил по ушам мне поездить?
— Клянусь, не знаю, а попал так. На покупке квартиры лоханулся, денег занял — они же меня и кинули. Обитает он где-то за городом, у своего корешка. Черт, забыл — Кривой его называл…
— Давай, давай — вспоминай.
— Не могу вспомнить, он к дружку своему по Западному шоссе ездит — точно. Про собак еще чего-то рассказывал. Господи, память отшибло.
— Интересно, — Виктор задумался и вдруг спросил, больше наугад: — Про собак? А не Гариком кличут?
— Точно, Гарик! Имя-то какое — сразу и не вспомнить. А вы что, его знаете?
— Помолчи. И давно Кривой с Гариком корешатся?
— Да откуда мне знать, просто Кривой обмолвился как-то.
— Когда он должен подвезти тебе товар?
— Дня через три. Говорил, караван уже в пути, со дня на день будет крупная партия. С Гариком он как-то все это связывал, да я не запомнил — на что мне это знать? Я человек маленький.
— Что еще скажешь?
— Да вроде все. Не убивайте, прошу. Я могу, если что узнаю, вам докладывать, и деньги возьмите, там много.
— В стукачи набиваешься? Купить меня хочешь? Напрасно. Не продаюсь я. Отвечай на вопросы.
— Я готов.
— Как тебе доставляют наркотики?
— Обычно Кривой с кем-нибудь приезжал ночью, но перед этим предупреждал про очередную поставку. Деньги брал после передачи новой партии, старые остатки взвешивал и что-то записывал в свою книжку. Насчет этого он дотошный — все до миллиграмма взвесит.
— Ну, а если тебе потребуется срочно встретиться с Кривым?
— Надо ехать в «Карусель», это дискотека такая, найти какого-то Алекса — тот все устроит. Но я сам еще никогда Кривого не искал.
— Так. Значит, ты уже предупрежден о завозе новой партии. Правильно я понял?
— Да, Кривой вчера заезжал, говорил — дня через три.
— А они не боятся, что милиция может устроить засаду?
— Не знаю, боятся они или нет, но если у меня дома все спокойно, я ставлю на подоконник ночник, вон тот — под синим абажуром. А на улице — это уж их дела. Но первый раз Кривой заходит один и пустой, проверит все — по телефону вызывает второго.
— К дому они на машине не подъезжают?
— Нет, никогда. Видать, где-то рядом оставляют.
— Кривой звонит в дверь условным сигналом?
— Нет, мы че, шпионы?
— Понятно. Все с тобой понятно. Ну ладно — мне пора.
— Вы уходите?
— Конечно, а вот ты остаешься навсегда в своем шикарном склепе.
Виктор поднял руку и двумя выстрелами в голову мгновенно оборвал жизнь Никоненко.
Затем взял пакет с героином и высыпал его на остывающий труп. Протер платком поверхности, к которым прикасался, взял деньги, отыскал ключи от входной двери, защелкнул ее и вышел на улицу.
Он поймал такси, доехал до дома и наконец вошел в квартиру, где его ждал Феликс. Виктор сел в кресло, пододвинул пепельницу:
— Ну, что не спрашиваешь, как прошло знакомство с гражданином Н. — Никоненко Олегом Ивановичем, доставшим всю округу продажей наркоты?
— Как прошло, вернее, чем закончилось, я догадываюсь. Интересно другое — что мы получили в результате твоего визита?
— Ну хотя бы то, что одной точкой стало меньше, — это уже результат, по сравнению с тем, чем занимались до сих пор так называемые компетентные органы. Еще я узнал, что Гарик в Городе и продолжает активно трудиться на прежней ниве. Что есть еще одно звено — некий Кривой, который тесно связан с Гариком и обитает под его, кстати, крышей. А со дня на день в Город прибудет караван с очередной партией героина. Покойному Олегу Ивановичу должны завезти эту заразу послезавтра. Ну и последнее — наш капитал весомо пополнился. Деньги, предназначавшиеся для оплаты грязных дел, послужат делу справедливому.
— Никоненко мертв, — Феликс немного задумался. — Как ты считаешь, сколько пройдет времени, пока обнаружат труп?
— Думаю, послезавтра.
— Но перед этим они должны связаться с ним?
— Перед моим посещением Кривой уже был у Никоненко, так что еще раз встречаться они вряд ли посчитают нужным.
— Значит — засада?