А оно, ведомое старшим лейтенантом Качановым, в тот момент, когда Вересаев со своей частью подразделения ворвался в дом, преодолело забор и сразу же оказалось возле длинного глиняного барака и перед двумя вооруженными охранниками, контролировавшими тыловую сторону усадьбы.
Взрыв, прогремевший за домом, отвлек их внимание, и боевики не успели среагировать на внезапное появление бойцов спецназа, в результате чего были мгновенно расстреляны старшим лейтенантом Качановым. Сам офицер ворвался в первую дверь барака, его подчиненные рассыпались по двору, прикрывая командира.
В комнате, где оказался Качанов, он увидел двух молодых таджиков, прикованных цепями к железным кроватям, наглухо вмонтированным в бетонный пол.
Офицер спросил, сняв защитный шлем:
— Кто вы такие?
На что один из узников, сильно коверкая русский язык, ответил:
— Моя и его, — он кивнул на собрата по несчастью, — раб хозяин Мансур. Ми попал сюда за долг. Мою и его заставлять идти через перевал с мешком наркотик. Ми шли, потом пропасть. Чуть не падал, но мешок упал ущелье. Мансур не простил, говорила, пахат на него будишь. Вот и сидим тут, ждать чито прикажет хозяин.
Старший лейтенант кивнул головой, задал следующий вопрос:
— Кто еще, кроме вас, находится в этом бараке?
— Ай, женщин один, русский! Он не раб, он русский офицер иногда встречат, ми видел, когда открыт дверь.
— Где находится эта женщина?
— Рядом, тут, за стена, соседний комнат.
— Ясно! Ну, посидите пока, скоро вас освободят.
Пленник, который кое-как объяснялся с офицером, спросил:
— А кито будет твоя?
Качанов, усмехнувшись, ответил, подражая узникам:
— Моя — большой русский башлык. Солдат! Моя убивать Мансур и его люди. Твоей понятно?
— Ай, канешна! Убивать хозяин — хорошо! Свобод — хорошо! Русский солдат — хорошо!
— Соображаешь! Ладно, сидите пока.
Старший лейтенант вышел из первой комнаты и вошел во вторую. В более нормально обставленной комнате, в углу широкого, разложенного дивана сидела, сжавшись в комок, красивая русская женщина.
Качанов спросил:
— Если не ошибаюсь, вы — Надежда Соколова?
— Да… да, вы не ошиблись, но… кто вы?
Офицер галантно наклонил голову:
— Разрешите представиться! Старший лейтенант сил специального назначения одной из российских спецслужб Игорь Качанов. Я, собственно, пришел за вами, Надежда Алексеевна.
Женщина никак не могла прийти в себя от внезапности всего происходящего:
— Очень… очень приятно! Но… спецназ? Здесь?
— Как видите! Я понимаю ваше удивление, но такова уж наша работа, появляться там, где нас совсем не ждут.
— Понимаю… а… мой муж? Виталий знает о том, что… хотя… вы пришли освободить меня, арестовав супруга?
— А вот на этот вопрос я, к сожалению, ответить не могу, так как работа по вашему мужу не входит в мою задачу. Но совсем скоро вы все узнаете.
В комнату заглянул один из прапорщиков второго отделения.
— Игорь! Территория вокруг особняка зачищена. Кроме тех двоих, что находились возле барака, да еще пары трупов у вынесенных ворот, никого больше не обнаружено.
— Добро!
Старший лейтенант вызвал Вересаева:
— Командир! На связи «Второй»!
Капитан ответил:
— Как у тебя дела?
— Все хоккей, капитан! Позади дома было две цели, обе поражены, я сейчас мило беседую с Надеждой Алексеевной Соколовой, территория поместья под контролем. У вас в доме как?
— Нормально! Мансур взят, правда, подраненный, решил, мудак, со спецназом тягаться в скорости реакции, вот и получил пулю в руку. Ребята мои сейчас зачищают женскую половину дома. Тебе, Игорек, проверить весь барак и с женой начальника заставы и бойцами отделения выйти к гаражам. Отходить будем на джипах наркобарона.
— Понял! Выполняю!
Отключившись, Качанов повернулся к Соколовой:
— Скажите, Надежда Алексеевна, вам известно, кто или что находится в помещениях барака справа от вашей комнаты?
Женщина, понемногу приходя в себя, объяснила:
— В последнем отсеке были мужчины, трое или четверо, точно не знаю, в предпоследнем что-то вроде склада, оттуда часто мешки какие-то выносили. А вот по соседству комната с недавнего времени держится под особой охраной. Раньше там никого не было, но сейчас кто-то находится за стеной, точно! Я отчетливо слышала плач, но плач не взрослого человека, а скорее молодой женщины или даже подростка. Но я могу и ошибаться.
Качанов кивнул головой:
— Хорошо! Вы пока готовьтесь к отъезду из этого осиного гнезда, а я посмотрю, кто это там за стеной страдает.
— Можно вопрос?
— Да?
— Я увижусь с мужем?
— Конечно! Вот это я могу вам гарантировать! Поторопитесь со сборами, Надежда Алексеевна!
— Да, да, я быстро!
Старший лейтенант вышел во двор, подозвал к себе прапорщика, который докладывал ему об обстановке на территории усадьбы.
— Витя, проверь-ка две крайние левые комнаты барака!
— Есть!
Качанов подошел к третьей двери, закрывающей вход в помещение, откуда Соколова слышала плач. Дверь неплотно прилегала к перекошенной коробке. Офицер внимательно осмотрел щели. Что-то интуитивно подсказывало ему, что не просто так эта комната была изолирована от внешнего мира, в отличие от других. И он увидел то, что подтвердило его догадку. В самом низу, чуть выше порога, Качанов разглядел тонкую проволоку. Он тихо произнес:
— Вот оно что! Растяжка! Стоит открыть дверь, и через считаные секунды взрыв гранаты обвалит глиняную тюрьму. Но кто это такой ценный заточен в комнате, что Мансур прибег к минированию выхода, несмотря на постоянное присутствие здесь охраны?
Подошел прапорщик, проверивший крайние комнаты, доложил:
— В одном из осмотренных мной помещений обнаружены трое таджиков, прикованных к солдатским кроватям. Соседнее помещение — подсобка с запасом продовольствия. Таджики, судя по всему, рабы!
— Ясно!
— А что здесь? — Прапорщик указал на дверь, перед которой стоял старший лейтенант.
Качанов ответил:
— Здесь, Витя, растяжка!
Помощник офицера удивился:
— Вот как?
— Да! Ты освобождай рабов и выводи всех, включая жену Соколова, из барака. Таджики пусть идут куда хотят, супругу пограничника отведи к гаражу.
— А ты, Игорь?