Одноглазый даже языком прицокнул от удовольствия. Згур только рукой махнул. Если старшой стражи позволяет себя в дегте вывалять, то туда ему и дорога. И тут же вспомнил о неугомонном Ярчуке.
— Бородатый приходил?
— Яртак? Не-а! Дома он, совершен-понятно. А к тебе, комит, баба пришла. То есть, в смысле, девка…
— Кто? — поразился Згур.
— Девка, — повторил Гусак и вздохнул. — Желтая.
— Сильно желтая?
Згур спросил, не думая, и тут же ужаснулся. Все, приплыли! Желтые девки приходить начали… Одноглазый задумался, поскреб затылок.
— Сильно. Как есть желтая. И косая. А с ней мужик один, у него глаз каменный.
— Каменный? — безнадежно переспросил Згур.
— Точно. Каменный — и блестит.
…Желтая девка и мужик с каменным глазом ждали его за лагерем. Згур не без страха поглядел на гостей, но издалека они смотрелись вполне безобидно. «Мужик» оказался парнем лет двадцати пяти, высоким, сутуловатым, с заметной лысиной, по которой гуляли солнечные зайчики. «Девка» же — попросту девчонкой, едва старше Ластивки, в обычном для венетов белом платье с разноцветными бусами. Разве что волосы смотрелись странно — черные, короткие, какие только у огров увидишь.
Она и была из огров — или из пайсенаков. Наверно, Гусак давно не видел степняков, иначе не удивился бы желтоватой смуглой коже и острому разрезу темных глаз.
— Чолом! — улыбнулся Згур. — Эгро но гас атамыш? Челюсть у лысого начала отвисать, и тут в его глазу что-то блеснуло. Згур оторопел — поверх глаза у парня был пристроен полированный прозрачный камень. Камень не падал — не иначе рыбным клеем намазан.Девчонка явно изумилась и тоже заговорила по-орг-
ски — неуверенно, подбирая слова: Чолом! Я… Мы… пришли…
— Исполать! — тонким высоким голосом перебил лысый. — О благородный вьюнош! Зрим ли мы в облике твоем славного комита Згура, сих воинов предводителя?
— Зрите, — согласился Згур. В голове мелькнула смутная догадка. — А не зрю ли я в облике твоем славного складателя вершев и тако же звезд изрядного счетчика?
— Нас дядя Ярчук прислал! — быстро заговорила девчонка. — Я — Вешенка, а это…
— Гунус я, — лысый с достоинством поклонился. — Друг я славному воителю Ярчуку, оттого и в похвалах он мне преизбыточен. Однако же, о благородный вьюнош, не скрою, что ведаю я штуки многие, и не токмо верши, но и диссертаты сочинять горазд!
Про «диссертаты» Згур решил не переспрашивать — от греха подальше. Все и так ясно. Девчонка — Ярчукова воспитанница, да не сама, а при женихе.
— Нас дядя Ярчук прислал, — затараторила Вешенка. — Он занят сейчас, очень занят, но как только освободится, то сразу к тебе вернется. Он говорит, беречь тебя, боярин, надо, потому что ты молодой еще…
Згур только вздохнул. Соплюхе и четырнадцати не будет. И этот, каменноглазый, тоже хорош! Нашел «вьюно-ша»!
— Так ты из Огрии, Вешенка? , ,
— Из Огрии, боярин! — девчонка вздохнула. — Меня в полон взяли да к злому боярину продали. Давно продали, я и речь нашу почти позабыла. А дядя Ярчук меня выручил, дядя Ярчук очень добрый, он тому боярину глаза выдавил, да кишки на копье намотал, да шкуру содрал и на дуб повесил!
— Это точно — добрый! — охотно согласился Згур. — А ты, Гунус, как с Ярчуком знакомство свел?
Прозрачный камешек блеснул. Лысый нахмурил брови.
— Истинно скажу, что тако же спас меня сей храбрый воин от злокозненного супостата, что держал мя на чепи железной, дабы моими штуками свое злое могущество зело преумножить…
— А как? — Мрачный тон лысого почему-то рассмешил. — Хотел, чтобы ты верши сложил пострашнее?
— Ведай же, о вьюнош! Ибо я духов вызывать могу из бездны!
— И я могу, — вновь согласился Згур. — И каждый это может. Вот только явятся ли они на зов — не знаю!
Згур хотел пригласить гостей к обеду, но те уже собрались уходить. Как выяснилось, неуемный Ярчук, едва успев обнять своих знакомцев, убежал в город, к какому-то Долбиле, который всем местным кузнецам голова. А уж с Долбилой они направились в гончарный посад, после — к кожемякам, затем — к мясникам…
Стало ясно — венет нашел себе дело. Згур порадовался за «чугастра» и рассудил, что пора и самому собираться, пока венету вновь не взбредет в голову его оберегать. Уйти можно будет завтра поутру. Надо лишь с «катакитами» попрощаться да с Чудиком дела обговорить. Впрочем, бывший наместник и сам разберется. Все было ясно, но Згур внезапно почувствовал странную неуверенность. Словно не домой возвращается, а от службы бежит. Будто он не сотник Вейска, а вожак бродячей ватаги, у которого ни дома, ни родной земли, а только франкский меч с Единорогом да верные друзья, готовые идти на смерть за горсть серебра.
Чудика в лагере не оказалось. Згуру доложили, что «компаро» в городе, не иначе по румскому вину соскучился. И действительно, прошлым вечером Чудик даже не приложился к браге, а был серьезен и вел бесконечные беседы с гостями, расспрашивая о Лучеве, о кнесне Горяйне и почему-то о прошлом урожае. Фрактарии рассудили, что наутро «компаро» одумался и побежал наверстывать упущенное. Згур удивился — Чудик был не из тех, кто покидает лагерь не спросясь, но потом решил, что не одному ему надо иногда потешить душу; А вдруг Чудику брага поперек
горла стала?
Между тем пристань вновь опустела, хотя еще утром была полна любопытствующего народу. Згур, вспомнив о старшом стражи, что с дегтем знакомство свел, приказал поставить дополнительных дозорных и глаз не смыкать. Лучев ему не нравился. Слишком быстро здесь пугались и слишком быстро забывали страх.
Фрактарии, побывавшие в городе, спешили поделиться увиденным. Крюк с презрительной миной сообщил, что стены Лучева годны лишь для скотьего загона, а ворота можно вышибить сапогом. О городской страже он и говорить не стал, заметив, что венты — и есть венты. К тому же эти венты души не чают в своей кнесне, причем считают ее великим воителем и верят, что она одной левой разнесет рогатых скандов. Последнее насмешило парня более всего, и он был готов долго рассуждать о том, на что годятся бабы на войне.
Згур вспомнил темную комнату, бледное лицо под черным платком. «У нас не осталось ни воинов, ни серебра…» Что будет, если сканды ворвутся в город? Может, кнесна действительно возьмет меч, чтобы погибнуть у ворот кро-ма? Згуру стало не по себе. Даже в дни Великой Войны, когда закованные в железо сполоты шли на Коростень, во-лотичи не сдавались так легко. Нет серебра, погибли воины — но есть еще люди, здоровые, с руками и ногами. Главное, чтобы сердца не были заячьи…
Чудик появился в лагере уже ближе к вечеру. Не отвечая на вопросы, он быстро прошел к лодье, над которой развевался Стяг. Згур поспешил навстречу. Он уже понял — бывший наместник задержался не из-за лишнего глотка румского.
— Хайра! Компаро комит, нам надо идти! Срочно! Згур не стал переспрашивать, застегнул фибулу, поправил меч.