– Леди Роанна, мне нужно на время вернуться к себе, – обернулась Маша к своей спутнице. – Не задерживайтесь из-за меня, я догоню.
Тетушка хмыкнула.
– Ну хорошо, – развела руками она. – Пропустишь начало – сама будешь виновата.
– Спасибо!
Маша бегом бросилась к дому, взбежала на крыльцо и кинулась к лестнице, ведущей на второй этаж. Ей срочно нужно было проверить одну вещь…
Пиршественный зал встретил ее пустотой и холодом. Никого… Теперь уже пустое кресло все так же стояло у камина. Старое дерево подлокотников все покрыто пятнами – от сырости и от пролитого вина, так что если здесь даже остались следы крови несчастного рыцаря, обнаружить их не было никакой возможности.
Девушка уже ничего не понимала. Если все, что она видела, произошло на самом деле, отчего она сама жива до сих пор?.. Или… А что если как в фильме про «Дракулу»: ужасный вампир постепенно пьет ее кровь, желая превратить ее в такого же безжалостного монстра, как он сам?!
В панике она ощупала собственную шею. Вроде бы следов укуса нет. Или ранки закрылись, и она просто не может почувствовать их? Машу затрясло. Воображение – скверная вещь, и чем дальше, тем больше ей мерещилось, что с ней что-то не так.
Заливистый лай пресек ее невеселые думы. В зале появился барон Вильгельм со своим любимым охотничьим псом. Кажется, его звали Альдегунд.
– Мария? – удивился барон, увидев дочь. – Что ты здесь делаешь? Почему ты не на ристалище?
Вот он шанс, которого Маша так ждала.
– Я хочу поговорить с вами, – твердо сказала она.
– Тебе что-то нужно? – с беспокойством спросил старый рыцарь. – Ты как-то жаловалась мне на служанок… Пойдем, дочь моя, скоро начнется турнир, мы не можем задерживать наших гостей. Поговорим после.
– Нет, сейчас, – возразила Маша, удивляясь собственной твердости.
– Хорошо, – владелец замка вздохнул и, свистнув собаке, направился к креслу у камина. Тому самому, в котором этой ночью сидел мертвый сэр Чарльз.
Маша невольно попятилась и закусила губу, чтобы не остановить того, кого она уже считала своим отцом. Ей ужасно не хотелось, чтобы он садился в это кресло.
Но самое странное, что и собаке кресло не нравилось. Не дойдя до него несколько шагов, Альдегунд остановился и глухо зарычал, обнажая мощные желтые клыки.
– Эй, что с тобой? – окликнул пса хозяин, но Альдегунд не внял знакомому спокойному голосу. Что-то напугало его так сильно, что собака отпрянула в дальний угол зала и, подняв морду к потолку, вдруг тоскливо завыла.
– Что это с ним? – недоуменно повторил сэр Вильгельм, так и не сев в кресло.
«Сейчас или никогда», – решила Маша.
– Мне кажется, он чует смерть… – сказала она, глядя в глаза отцу.
Старый барон широко перекрестился.
– Смерть? Ты хочешь сказать, она вернулась за нами?.. – Он замолчал, будто случайно сболтнул что-то лишнее и теперь корил себя за несдержанность.
Огонь в камине не горел, и в зале было очень холодно, холоднее, чем на улице, и Маша ужасно озябла. Ее руки и ноги словно заледенели… А может, дело не столько в холоде, сколько в той атмосфере страха, что царила здесь?.. Собака все еще надсадно выла, а из окна, снаружи, слышались звуки рога и бряцанье оружия: там полным ходом шла подготовка к турниру, кипела жизнь, словно бы противопоставленная этому безнадежному мертвому холоду.
– В замок уже приходила смерть? – переспросила Маша, зябко поводя плечами.
Барон подошел к ней и обнял за плечи. От его тяжелой руки стало немного теплее.
– Да. Такое уже было. Давно. Когда умерла твоя мать… – тихо, едва различимо проговорил он. – Господь сурово карает нас за грехи… Твоя мать была слишком хороша и добра, чтобы жить на этом свете. Видно, сами ангелы завидовали ей… В тот год на замок словно опустилось темное покрывало ночи. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не умирал. Я в то время был далеко, в Иерусалиме, и вернулся слишком поздно, чтобы ее спасти. Я как раз успел на отпевание. Ты была совсем маленькая и пугливая, как дикая кошка. Помнишь, как я взял тебя на руки и пообещал, что все будет хорошо?..
Видя его полный надежды и ожидания взгляд, девушка кивнула, и лицо старого рыцаря озарила улыбка.
– А от чего умирали тогда люди? – спросила Маша, возвращаясь к тому, что ее волновало. Возможно, в давние времена причина была совершенно в другом, но не мешало проверить.
– Я не знаю, – глухо ответил сэр Вильгельм. – Кто-то упал в колодец, кто-то свалился с крыши. А твоя мать просто не встала со своей постели однажды утром. Она была такая красивая даже после смерти. Ты очень на нее похожа.
– А отец Давид? Был ли тогда в замке отец Давид? Вы ему доверяете? – задала следующий вопрос девушка.
– Отец Давид?.. – рыцарь задумался. – Да, был, – произнес он, впрочем, не очень уверенно. – Или это был его предшественник?.. Мальчик в то время ездил в далекие земли. Он мечтал лечить людей, я разговаривал с ним, у него очень интересные и смелые взгляды… Если бы я не побывал на Востоке, то решил бы, что он отступник и еретик.
– Отец Давид – лекарь? – переспросила девушка.
– Да. Но почему ты о нем спрашиваешь?..
Перед глазами Маши вновь встал стол, с которого свешивались распущенные волосы Берты, и фигура с отточенным ножом, склонившаяся над телом…
А что, если отец Давид – естествоиспытатель? Было же что-то такое в учебнике истории… Если она правильно помнит, там говорилось, что в Средние века вскрытие было запрещено и только самые прогрессивные врачи пытались делать его, тайно изучая строение человеческого организма. Так что, если отец Давид – не чудовище, а ученый?..
– Просто так, пришлось к слову, – поспешно ответила она.
– А что ты говорила про смерть? – Глаза отца смотрели встревоженно и напряженно.
– Я… я видела этой ночью сэра Чарльза. Он сидел в этом кресле. Мертвый, – быстро, чтобы не одуматься, выпалила Маша.
Барон уже не смотрел на девушку, с выражением истинного ужаса он уставился куда-то в угол у камина.
Маша тоже взглянула. На полу смутно темнело пятно. Обычное пятно.
Девушка подошла поближе.
– Это кровь сэра Чарльза? – спросила она, оглядываясь на барона.
Тот, не сводя взгляда с пятна, покачал головой.
– Хуже, – тихо пробормотал он. – Это знак беды.
Маша вспомнила, как стояла на открытой галерее перед самым прибытием сэра Чарльза и Эльвина, а управляющий, показывая на алое, словно истекающее кровью небо, тоже говорил о знаке беды.
– Что это означает? – спросила она.
Барон отвернулся к окну. Его коротко стриженный, покрытый щетиной седеющих волос затылок вдруг показался девушке беззащитным.