Нет, я ничего не перепутала. Мы ехали из России в Россию, но при этом нам пришлось общаться с пограничниками. Почему-то вышло так, что обратный поезд шел другим, более длинным, чем первый, маршрутом и по пути заходил на территорию Украины. Паспорта нам пришлось предъявлять четыре раза: при выезде из России, при въезде на Украину, при выезде с Украины и при въезде в Россию. Кроме этого, надо было заполнять какие-то карточки. Ну и морока же это, я вам скажу! Служители закона «братской республики» ходили туда-сюда по вагону, придирчиво разглядывая багаж и заставляя всех волноваться. Какие-то бабки болтали, что с поезда могут ссадить, если что-нибудь не понравится. Потом прошел слух, что в соседнем вагоне украинцы арестовали подушку за то, что она была из пера непривитых куриц. Но самым гадким было то, что в пограничных городах нельзя было выходить погулять. Даже окна, и те не открывались. Учитывая, что пограничными были все крупные станции, которые мы проезжали, выйти подышать за весь день так и не удалось. В итоге внутри вагона стояла ужасная духота.
Когда стемнело, настроение у меня совсем испортилось. В очередной раз я чувствовала себя полной неудачницей. Поездка закончилась, приходится возвращаться в ненавистную школу к одноклассницам, которые, похоже, мечтают сжить меня со свету… Олимпиаду я написала плохо, Костю завоевать не смогла… И зачем, спрашивается, ездила? Раздразнила себя, размечталась… А раз – и конец! Теперь тащиться обратно в этой душегубке… И как только Игорь Аркадьевич с Левой умудряются спать в такой духоте? А Соболевский пьет чай уже в пятый раз. И как в него лезет? Мне вот, если весь день лежу, да еще и свежего воздуха не хватает, кусок поперек горла становится.
Поезд между тем остановился.
– Прогуляемся? – неожиданно предложил Костя.
– Ну, если есть время… – смущенно пробормотала я, вглядываясь в темноту за окном. Вроде на полустанок с двухминутной стоянкой не похоже.
Соболевский взглянул на часы, потом на расписание, висевшее на двери купе проводников (наши места были в самом начале вагона), и сказал:
– Это Белгород! Стоим пятьдесят минут! За это время можно полгорода обойти!
Мы быстро накинули куртки – прямо поверх того, в чем были, – и вышли из вагона. В последний момент я решила захватить сумочку, где лежали паспорт и кошелек.
Ходить по городу, конечно же, никто не собирался. Мы не торопясь осмотрели расположенные вдоль путей ларьки, купили мороженое. Потом зашли в здание вокзала. Побродили там, поглядели по сторонам, от нечего делать перелистали какое-то чтиво в мягкой обложке, выложенное на лотке «товары в дорогу». Минут через двадцать меня почему-то охватило беспокойство:
– Может, вернемся? А то как бы от поезда не отстать…
– У нас же еще полчаса! – удивился ненагулявшийся Костя.
В конце концов решили ради моего успокоения выйти из вокзала и прогуливаться по перрону так, чтобы не терять наш вагон из виду. Вышли на улицу… и обомлели!
Пути, на которых только что стоял наш поезд, были пусты.
– Где он?! – простонала я, в ужасе хватая Костю за руку и чувствуя, что вот-вот расплачусь.
– Не может быть! – воскликнул парень. – Он не ушел! Его, наверное, отогнали на другие пути! Сейчас все узнаем!
Завидев неподалеку толстую тетеньку в униформе служащей вокзала, мы помчались к ней.
– Не подскажете, а где двадцать седьмой?
– Так ушел давно!
– К-как уш-шел? – срывающимся голосом переспросил Соболевский.
– Да как-как, ушел, да и все! Объявляли же! – Тетенька осмотрела наши прикиды. – А вы что, отстали?
– Он же должен был пятьдесят минут стоять по расписанию! – не унимался Костя, как будто его возмущение могло вернуть поезд.
– Каких еще пятьдесят минут? Двадцать седьмой всегда девять стоит!
– Но в расписании было написано: «Белгород – стоянка пятьдесят минут»!
– Какой еще Белгород?! Белгород вы проехали! Это Курск!
Вздохи отчаяния вырвались из наших уст. Курск! Теперь все было ясно. Проведя весь день в полудреме, мы не следили за дорогой и не знали, что пятидесятиминутная остановка уже была. Курск и Белгород идут в расписании один за другим, так что ошибиться, глядя на расписание, несложно…
– Прости. Это все я, – сказал Соболевский. – Болван, это ж надо было! Видно, очки пора надевать!
– Теперь уже неважно, кто виноват, – вздохнула я.
– Да не топчитесь вы тут! – прервала наши охи и ахи вокзальная тетенька. – Вы ж замерзнете! Срочно идите к дежурной, скажите ей, что отстали!
Мы потащились в указанном направлении. Нашли дежурную, рассказали о своей ситуации. Та предложила связаться с проводником нашего вагона, чтобы снять с него наши вещи, но мы решили оставить их под присмотром Игоря Аркадьевича и Левы. Надо было только выяснить, на каком из поездов нашего направления есть места, заплатить некоторую сумму денег (к счастью, их мы из вагона захватили) на новый плацкарт и ждать. Ждать до четырех часов ночи – именно тогда ожидался состав, на котором мы могли бы уехать.
Потом нам позвонил проснувшийся математик. Разговор получился, естественно, неприятный – даже пересказывать его не хочу. Хотя Игорю Аркадьевичу, конечно, тоже не позавидуешь: проснуться и обнаружить, что дети, за которых ты отвечаешь, пропали!
– Достанется ему от наших родителей завтра утром, когда нас встречать придут, – виновато вздохнул Соболевский, закончив телефонный разговор. – И все из-за меня-обормота!
– Не парься. Со всяким бывает. А предкам мы позвоним, чтобы знали заранее, – попыталась я утешить Костю, хотя, если честно, на душе было отвратительно.
Одни, в незнакомом городе, на вокзале, ночью… Оба в шортах и шлепках и оба впервые в такой ситуации. Ужас и паника первых минут у меня, правда, уже прошли, но от перспективы звонить домой и выслушивать нотации за то, в чем совершенно не виновата, заранее было тошно. В то время как теплый, уютный вагон увозил мои вещички все дальше, я была вынуждена тусить на паршивом вокзале до четырех часов ночи!
Мы нашли скамейку, сели. Первые несколько минут прошли в тишине.
– Знаешь, – неожиданно сказал Костя, когда я опять унеслась мыслями к своим чемодану, кружечке и китайской лапше, отдалявшимся от меня все больше и больше. – Спасибо, что поддержала. Другая девчонка в такой ситуации, наверное бы, реветь начала, виноватых искать, панику разводить, на меня злиться… А ты… – Соболевский задумался, подбирая комплимент. – Ты прямо как парень!
Я рассмеялась:
– Парень! Скажешь тоже. Я просто подумала, что от слез и обвинений поезд все равно не вернется, а нам только хуже будет. И так с утра уныло, а еще скандалить, нервы тратить…
– Почему уныло? – спросил Костя.
– Ну… – я вздохнула, – домой возвращаться не хочется. Опять эта слякоть, серые дома-коробки, ругань мамы с бабушкой… А в школе вообще непонятно что будет. Одноклассницы меня никогда особенно не любили, а после этой истории со звонками… вообще как бы темную не устроили!