– Какая ужасная смерть! Я представляю себе горе вашей уважаемой мамы!
– Ничего не представляешь. Она сказала: цыпленку – цыплячья смерть. И пошла на кухню готовить глинтвейн крепостью в сто тридцать градусов. Моя мамаша выпить любит.
– Преклоняюсь перед ее железным характером.
– Ладно, я пошел. А ты жди здесь.
Пашка кинулся к креслу и сделал вид, что дремлет.
– Уважаемая госпожа пилагейка, – услышал он голос и открыл глаза. Вот уж не ожидал увидеть добродушного краснощекого мальчишку в коротких штанишках! Да, великий мастер маскировки этот Крыс! Никогда бы не догадался!
– Кто вы? – спросил Пашка.
– Я – сын местной королевы, – сказал мальчик. – Моя мама узнала, что вы приехали к нам, и ждет вас в гости.
– Зачем? – удивился Пашка.
– Моя мама коллекционирует драгоценности, и ей очень хотелось познакомиться с настоящей ценительницей. Мамочке скучно, не откажите ей…
– Драгоценности! – воскликнул Пашка. – Обожаю драгоценности! Идем к вашей маме.
Крыс даже сощурился от радости. Все получилось, как он хотел.
На этот раз Пашку везли в большой открытой машине, а по сторонам, спереди и сзади ехали на велосипедах черные пираты и время от времени палили из бластеров по окнам домов.
На заднем сиденье машины, которую раньше использовали для почетных гостей с других планет, устроились Пашка и Крыс. В ногах у них свернулся Мммм.
Кавалькада стрелой пронеслась по улицам, пролетела сквозь парк, засаженный карликовыми деревьями, и замерла перед дворцом. Дворец был трехэтажный, с мраморными колоннами и статуей какого-то брастака в короне перед главным входом.
– Здесь раньше жили короли, – сказал Мммм. – Потом открыли музей, а теперь его заняли наши новые господа.
– Господа или карантинные врачи? – спросил Пашка.
– Карантин – это шутка, – сказал мальчик Крыс.
– Не понимаю таких шуток, – удивился Пашка. – Зачем такая шутка?
– Потому что мы коллекционеры драгоценностей.
Шофер распахнул дверцу, и Пашка, подобрав длинную юбку, чтобы не упасть, торжественно вышел из машины.
По сторонам широкой лестницы с очень маленькими ступеньками были навалены груды камней, кирпича, штукатурки со следами росписей, клочья ковров и гобеленов.
– Наши господа, – сказал Мммм, – такие крупные, что ради их удобства пришлось вынести из дворца все лишнее.
– Правильно, – сказал мальчик Крыс. – Всю музейную требуху выкинули. Народу это не нужно.
– Совсем не нужно, – захихикал Мммм, но Пашке показалось, что смех у него невеселый.
Войдя во дворец, Пашка понял, что пираты превратили трехэтажный дворец в одноэтажный – сломали перекрытия, перегородки, а заодно и все украшения.
«Ну и варвары! – подумал Пашка. – Сколько придется потрудиться реставраторам»!
Они миновали первый, когда-то трехэтажный, зал. У следующей двери сидели кружком пираты и резались в карты.
– Вы куда? – спросил один из них.
– Мы к мамаше, – сказал Крыс.
– Что-то я тебя не знаю, младенец, – сказал один из пиратов.
– А вот сейчас узнаешь, – ответил Крыс и в одно мгновение превратился в невысокого худого человека с очень белым лицом.
– Одну минутку, господин Крыс, – сказал пират и, сунув голову в дверь, сказал: – Мамаша, к тебе сынок с компанией.
– Пусть войдет, – послышался нежный голос.
Во второй половине дворца ободранные стены были кое-как прикрыты коврами. Посреди зала стояло штурманское кресло, на котором сидела молодая розовощекая женщина в длинном белом платье и в небольшой золотой, в изумрудах, короне.
За спиной женщины стояли два черных пирата с алебардами, а перед троном – десятка два брастаков.
Когда Крыс и Пашка вошли в зал, брастаки как один обернулись, и их глаза загорелись желтыми и оранжевыми искрами.
Увидев Крыса, женщина что-то спросила у него на непонятном языке. Крыс коротко ответил. Желтоглазые брастаки расступились, чтобы не попасть под ноги пирату.
Крыс обернулся к Пашке и сказал:
– Подойдите к трону. Госпожа мамаша пиратов, королева Брастака и повелительница Серой туманности, готова вас принять.
Пашка стоял в нерешительности. Мамаша должна была быть совсем не такой. Какой? Ну, с повязкой через глаз, в красном платке, кожаной куртке, цыганской юбке или кожаных штанах с пистолетами за поясом. Конечно, все это было пустое воображение. Разве в двадцать первом веке пираты такие же, как в шестнадцатом? Пашка сделал шаг вперед. Кланяться, что ли, надо? Кланяться он не мог – ходули не позволяли.
– Подходи, мы здесь без церемоний, – сказала мамаша приятным голосом. – Крыс, подай-ка гостье стульчик. А вы, остальные, брысь отсюда!
Желтоглазые брастаки опрометью кинулись во все стороны.
– Ну вот, – сказала мамаша, – остались только свои. Можно говорить без притворства. Вы не представляете, как мне надоели эти придворные фигли-мигли. Но приходится – политика.
– Да, вы есть совершенно правы, – сказал Пашка.
Крыс принес два стула, на один сел сам, другой подставил пилагейской туристке.
– А вы, говорят, из хорошей семьи? – спросила мамаша.
Пашка залюбовался ее гладкой нежной кожей, длинными ресницами, фарфоровым высоким лбом. Даже удивительно, что у нее такой взрослый сын.
– Я есть двоюродная дочь хранителя государственной корзинки, – сказал Пашка. – Вы с ним не знакомы?
– Еще не приходилось встречаться. И как его драгоценное здоровье?
– Спасибо, не жалуется. А ваше как?
– Некогда думать о здоровье, – улыбнулась мамаша, – разве тут отвлечешься? Сразу всю планету растащат. Правда, сынок?
– Ничего не поделаешь, встречаются еще кое-где иногда недостаточно морально чистоплотные типы в наших рядах, – вздохнул Крыс. – Но в ближайшем будущем, я надеюсь…
– Всех перевешаю, – сообщила пиратская мамаша. – Дай только с делами разобраться.
Пашка потянул вниз юбку, чтобы женский глаз мамаши не увидел ходуль с резиновыми наконечниками. Ее-то не обманешь.
– Скажите мне, если это, конечно, не секрет, что вы носите в государственной корзинке?
– Вообще-то это секрет… – начал Пашка.
– Ну, между нами, государственными деятелями…
– Понимаете, когда-то, в свое время…
– Ты мне скажи, что сейчас.
– Сейчас папа в корзинке завтрак носит. Два яйца всмятку и термос с кофе.