Ник пожал плечами. Было немного обидно. Тем временем госпожа Фиорентина бодрым шагом двинулась дальше, и Николасу оставалось только последовать за ней. Так они оказались в большом помещении с низкими потолками. Здесь все было загромождено столами и завалено тканью. Полнейший разгром напоминал обычную кухню. Посреди помещения стояла большая деревянная кукла. Она держала в руках деревянный молоток и методично отбивала им кусок красной шерсти.
— Ты все такой же силач, Роббин, — сказала мадам учительница.
— Спасибо, госпожа Фиорентина, — отозвался хозяин кухни.
— Выдай-ка мне чего-нибудь воздушного для моих балерин. Какого-нибудь оранжевого шелка со вкусом хурмы!
— Оранжевого нет! — отвечал Роббин. — Из шелка только лиловый. Или берите цветочный ситец. Все его хвалили!
— Ситец — для массовки, мой дорогой! — отрезала дама. — Положи-ка мне лилового. Будем репетировать трагедию!
— Трагедию мастер не одобрит… — пробормотал Роббин, но все-таки пошел за шелком.
Получив заказ, Фиорентина поблагодарила повара и уже собралась уходить, когда вспомнила про Ника и сказала:
— Вот этот молодой человек Нибелунг. У него к тебе какое-то дело. Милый мальчик, но совершенно без балетного дара.
Затем дама удалилась, оставив Николаса наедине с Деревянным Роббином.
— Ну… — недобро проговорил Роббин.
Голос у него был скрипучий, деревянный. Николас не знал, что и придумать, а потому сказал просто:
— Меня мой мастер отпустил. Говорит, нету для меня работы. Вот я и подумал…
Роббин с жутким скрипом размял суставы. Нику показалось, что деревянный великан сейчас разорвет его на части, но хозяин кухни сказал:
— Не знаю, кому ты насолил, малыш. Меня это не касается. Если работать будешь, то можешь оставаться. Только впредь без вранья!
— Обещаю, господин повар, — ответил Николас.
— И зови меня Бобби, мне так больше нравится!
— Хорошо.
— Тебя Нибелунгом звать?
Николас неуверенно кивнул.
— Ладно, буду называть тебя Вернон.
«Э-э-э, а почему Вернон?» — хотел сказать Ник, но промолчал.
Впрочем, Роббин сам все пояснил:
— Так моего бывшего поваренка звали. Я тебе про него как-нибудь расскажу.
— Хорошо, Бобби! — ответил Николас.
Повар отвернулся и снова принялся лупить красную шерсть на разделочном столе. Ник остался стоять возле входа, пока Роббин снова не повернулся к нему:
— Ну, чего стоишь, Вернон? Иди работай!
После короткой паузы повар снова ответил на еще не заданный вопрос:
— Совсем забыл, что ты новый Вернон… Видишь, там в углу большая труба. — Ник кивнул. — Через нее нам бросают лоскуты ткани. Ты, Вернон, должен перебирать их, отделяя разные цвета и материалы.
— Хорошо, Бобби! — Николас кивнул и поплелся в дальний конец кухни.
Жерло трубы выходило под углом из стены. Обрывки ткани скатывались по ней вниз и падали на пол. Там уже образовалась приличная куча, почти до самого стола. Ник сел на пол и принялся сортировать ткань, раскладывая ее по небольшим холщовым пронумерованным мешочкам. Так продолжалось до вечера. Работа несложная и в чем-то даже интересная. Иногда Ник находил какой-нибудь особенно красивый лоскут и долго разглядывал экзотический цветок или узор. Роббин не обращал на своего нового поваренка никакого внимания. Он рвал на части и отбивал молотком ткань. Иногда брал деревянную пилу и пилил непослушные куски. Отчего кухня наполнялась противным визгом и аппетитным запахом паленых тряпок. Каждые пять-десять минут прибегал кто-нибудь с заказом. Или же из пневмопочты вылетала капсула с меню важной особы. Роббин принимал все заказы и продолжал неутомимо работать. Иногда он восклицал:
— Салат с вышитыми листьями?! — или. — Чего-нибудь сладкого с клубникой?
После этого Роббин перерывал всю кухню в поисках редкого ингредиента. Заглядывал в расставленные возле Ника коробочки, скрипел суставами, бродил кругами. Но в конце концов находил подходящий продукт или что-нибудь на замену. Наблюдать за поваром было бы крайне приятно, если бы не одно «но». Роббин в процессе своих важных поисков постоянно скидывал что-нибудь на пол, а Нику приходилось подбирать разлетевшиеся по углам лоскуты и раскладывать по местам.
В один из таких моментов на полу оказалось несколько клочков клетчатой ткани. Ник подобрал их и узнал остатки своей рубашки — по невероятному совпадению в его руках оказался лоскут с блеклым чернильным пятном. Когда-то он лично посадил его, за что и был бит отчимом. Ник оглянулся на Роббина и быстрым движением убрал клочки ткани в карман. Почему-то обрывки этой старой жизни показались ему невероятно важными. Повар был слишком занят нарезкой ситцевого салата и ничего не заметил. Так прошел весь день. А после того как был приготовлен грубый ужин для вахты ночных медведей, Роббин объявил конец работе, завалился на кучу ваты и заснул.
Ник проснулся от того, что повар принялся громко отбивать мясную шерсть для завтрака. Проникающий сверху свет еще был по-ночному тусклым, и Николас понял, что на кухне ему придется вставать засветло.
— Доброе утро, Бобби, — сказал Ник.
— Посмотри в вещах Вернона. Кажется, у него было какая-то штука, которая здорово помогала ему в работе, — ответил Роббин и указал на небольшой картонный ящик, задвинутый под дальний стол.
Николас пересек кухню и заглянул в ящик. Там обнаружились черный шерстяной шарф, измятое бумажное меню и крохотная пуговица. Прозрачная, с едва заметными перламутровыми разводами. Ник сразу же ухватил ее.
— Только шарф не ешь… — проскрипел повар. — Черная ткань горькая и даже может быть ядовитой.
— Хорошо.
Ник ощупывал и разглядывал пуговицу, пытаясь понять, как ей пользовался предшественник. И неожиданно для себя спросил:
— А что случилось с Верноном? С тем, что был до меня?
— Его солдатики забрали, — зло проскрежетал Роббин. — А все потому, что взял себе глупую привычку ярлыки читать.
— Какие ярлыки?
— Обычные. Те, что к одежде пришивают. Он их собирал и читал втихаря. Вбил себе в голову какую-то глупость. Что эти ярлыки не просто так сюда попадают, а так с ним театр говорит. Надо же было выдумать!
— И что театр говорил?
— Да нес околесицу. Что мир сотворен с помощью волшебной иглы и ножниц, а потом ножницы обратились ко злу, но скоро придут игла с наперстком и принесут конец всему.
От этих слов у Ника нитки встали на спине дыбом. Роббин добавил: