Замки на конюшне предназначались только для меня, в этом не было ни малейшего сомнения. Значит, хозяева решили не выпускать меня из дома. По какой причине?
Из темного угла конюшни раздался тихий писк. Осторожно ступая, я пробралась между разбросанных мешков и увидела лежащую там полосатую кошку, которую уже не раз встречала во дворе. Пять разноцветных котят слепо тыкались в нее мордочками.
Кошка вытянула шею и громко заурчала, когда я погладила ее. Она не возражала и против того, чтобы я осторожно прикоснулась кончиками пальцев к ее пушистым малышам.
Хоть два живых существа во всем доме были рады моему присутствию — лошадь и кошка… Однако я слишком замешкалась, терять время впустую больше нельзя. В Куллинтон придется идти пешком. Не так уж и страшно, подышу воздухом. В моем распоряжении целых полдня, раньше обеда хозяева точно не вернутся. Вспомнив о тоскливой обязанности встречаться с ними за общим столом, я снова пришла в ярость. На этот раз пообедаю в гостинице. И ничего не буду рассказывать. Слишком большая честь для этой семейки — слышать мои жалобы и видеть мое раздражение. Надо показать, что мне нет никакого дела до них и их дурацких запретов.
Перед уходом я, поколебавшись с минуту, все же подошла к комнате Мэри и крикнула:
— Я ухожу в Куллинтон!
Ответа не последовало. За дверью царила мертвая тишина.
Дорогу в Куллинтон я знала по нашим многочисленным поездкам. Идти было недалеко, чуть больше часа. Я решила сократить путь и двинулась через невысокий холм, который огибала дорога. Однако подъем оказался круче, чем это представлялось из окна машины. Мышцы болели от непривычной нагрузки, сердце стучало, как у бегуна на длинные дистанции.
Я ожидала, что с вершины холма увижу городок, как на ладони. Не тут-то было: до самого горизонта передо мной тянулась заросшая травой равнина, за ней виднелся очередной холм.
Спускаясь по склону, я несколько раз оступилась. Пришлось замедлить шаг: здесь запросто можно было вывихнуть ногу, не заметив торчащего из земли камня или поскользнувшись на влажной траве.
Идти по ровному месту оказалось не легче, чем карабкаться в гору. Местами земля была мягкой и вязкой, прилипала к подошвам, то и дело попадались лужицы, подернутые непросохшей серой тиной. Сначала я неловко перескакивала с одного твердого островка на другой, но быстро запыхалась и поняла, что придется идти напрямую: времени оставалось совсем мало. И тут, к моей досаде, правая нога, только что ступившая на сухое с виду место, увязла по щиколотку. Инстинктивно, не раздумывая, я перенесла всю тяжесть тела на левую ногу, но она предательски соскользнула в ту же ямку.
От прикосновения холодной скользкой тины мне стало жутко, в горле застрял испуганный крик. Ноги мгновенно увязли почти по колено, и их продолжало с неудержимой силой затягивать. Все попытки освободить хотя бы одну оказывались тщетными: другая при этом уходила еще глубже.
Спокойно, только без паники! Не визжать! Отдав себе мысленно эти две команды, я немного пришла в себя и стала осторожно, сохраняя равновесие, оглядываться.
Ближайшая твердая кочка, поросшая травой, торчала примерно в метре слева от меня. Но как до нее добраться? Если, не дай Бог, я упаду, то дотянусь до нее только руками и увязну уже по самые плечи.
Участок суши справа был вообще недосягаем. Едва не вывихнув шею, я с облегчением заметила сзади ту самую кочку, с которой и ступила в это проклятое место, — совсем маленькую, зато заманчиво близкую.
Еще одним нечеловеческим усилием я повернулась всем корпусом назад, с ужасом чувствуя, как ноги перестают мне повиноваться, и после этого с трудом перевела дыхание. Успех был почти незаметен, правая нога высвободилась лишь чуть-чуть, но это придало мне сил для нового рывка: удалось дотянуться до спасительной кочки.
Пальцы судорожно вцепились в траву. По лицу стекали струйки пота, смешанного с грязью, сердце бешено колотилось, легкие болели от напряжения. Осталось только полностью выдернуть из тины ноги. Спасена!
Сколько я пролежала, уткнувшись лицом в землю, обнимая этот жалкий клочок суши размером всего в два квадратных фута, сказать трудно. Поднявшись, наконец, на ноги, я дрожала всем телом. Мышцы невыносимо ныли, кости, казалось, вот-вот рассыплются, но останавливаться на полпути было нельзя.
Теперь приходилось передвигаться черепашьим шагом — пусть медленно, зато не подвергая себя смертельной опасности. Иногда я просто опускалась на колени, ощупывая руками ближайшую кочку, и только после этого перебиралась на нее.
Прошло немало времени, прежде чем я почувствовала под ногами твердую, относительно сухую почву. Тропинка незаметно пошла в гору, заболоченные участки перестали попадаться совсем, и дышать сразу стало легче. С плеч словно свалилась тяжелая ноша. Оглядывая себя, я только сейчас заметила, что давно уже иду босиком. Смешно и грустно: стоило так тщательно переставлять ноги, не замечая того, что туфли давно утонули в болоте!
Постепенно эта досадная потеря дала о себе знать, и стало совсем не до смеха. Сухие стебельки травы больно кололи нежные подошвы. Но это был пустяк по сравнению с тем, что пришлось пережить меньше часа назад. Честно говоря, в тот ужасный момент я предпочла бы пробежаться босиком по битому стеклу или раскаленным углям, лишь бы они лежали на твердой земле!
С третьего холма я наконец разглядела прижавшиеся тесно друг к другу домики Куллинтона. Увы, они оказались недостижимо далекими, как мираж в пустыне: последний участок пути опять пролегал через заболоченную, обманчиво ровную лужайку, и было еще труднее, дрожа всем телом от холода и сгибаясь пополам от усталости, перебираться с кочки на кочку.
Лишь по неведению я могла надеяться добраться до Куллинтона всего за час! С момента выхода из дома и до того, как я ослабевшей рукой толкнула стеклянную дверь гостиницы, прошло почти три с половиной часа.
В баре — том самом, куда я всего неделю назад заходила вместе с Игэном, — сидели за столиками, лениво потягивая виски, шестеро мужчин. При первом же взгляде на мои босые ноги, облепленные грязью, им стало ясно, в какую передрягу я угодила. Меня усадили в кресло, сказали что-то мягкое, успокаивающее; мои дрожащие от холода и напряжения челюсти чуть ли не насильно разжали стаканом. Горло обжег крепчайший бренди. Я закашлялась, даже задохнулась, но почувствовала себя немного лучше. По всему телу разливалось долгожданное тепло.
— Глазам своим не верю — мисс Оршад из Лонг Барроу! Я сейчас же позвоню в поместье!
— Что вы, не надо! — воскликнула я, мгновенно опомнившись. — Их все равно сейчас нет дома.
Еще раз отхлебнув бренди, показавшийся поистине живительным нектаром, я придумала подходящую историю о том, как решила прогуляться до города пешком, но не рассчитала своих сил. Сочувственно кивая головами, мужчины припомнили несколько леденящих душу случаев. Оказывается, менее счастливых, чем я, было в этих местах не так уж и мало.
— Представляете, его лошадь просто ступила в эту крошечную ямку, заполненную тиной — и все, пиши пропало! Больше беднягу никто не видел. Вы уж будьте осторожней в другой раз.