— В конце концов, погиб Эдвард, — сказала она шепотом.
Джессика промолчала.
— Он вошел в мою комнату, как человек, которого я научилась ненавидеть и бояться. У него были безумные глаза, и он размахивал пистолетом. А я почувствовала облегчение. Я подумала: наконец-то избавлюсь от боли и печали.
Руки Джессики крепче сжали сестру.
— Ты не должна больше думать об этом.
Эстер попыталась сглотнуть, но ее горло пересохло.
— Я просила Господа: пожалуйста, забери мою жизнь. У меня отняли ребенка… Пожалуйста… дай мне уйти. И вот рядом оказался Эдвард. Я видела смерть в его глазах. Они были такими холодными. Он увидел, что натворил, пока был не в себе.
— Тише, Эстер, тс-с! Тебе надо отдохнуть.
Предательская дрожь в голосе Джессики передалась ей.
— Но он не избавил меня от этой муки. До самого конца он был эгоистом и думал только о себе. И все же мне его не хватает. Того человека, которым он был раньше. Человека, за которого я вышла замуж. Ты его помнишь, Джесс? Помнишь, каким он был когда-то?
Она запрокинула голову, чтобы видеть лицо сестры.
Джессика кивнула: ее глаза и нос покраснели от слез.
— Господи, Джесс! — воскликнула Эстер, зарываясь глубже в спасительное тепло сестры. — Что мне теперь делать? Как продолжать жить?
— День за днем. Будешь вставать утром, есть, принимать ванну, говорить с теми людьми, которых сможешь выносить, находясь в такой депрессии. Через некоторое время боль уже не будет такой острой. Потом станет еще легче. — Джессика провела пальцем по распущенным волосам Эстер. — И однажды, проснувшись утром, ты поймешь, что осталось только воспоминание о боли. Это воспоминание навсегда останется с тобой, но перестанет калечить твою душу.
Слезы обожгли глаза Эстер и промочили корсаж Джессики.
— Думаю, я должна была бы чувствовать себя счастливой, — сказала Эстер шепотом, — оттого что не обременена ребенком от моего покойного мужа, но не чувствую счастья. Слишком больно.
Тишину комнаты нарушили рыдания Эстер, чувства ее были взбудоражены, а боль слишком свежа, чтобы она могла с ней справиться. Эта боль проникла сквозь охватившее Эстер онемение, впилась в нее когтями, разрывая ее на части.
— Я хотела этого ребенка, Джесс. Я хотела его…
Джесс принялась укачивать сестру, нашептывая при этом слова утешения:
— У тебя родятся другие. Когда-нибудь ты обретешь счастье, которого заслуживаешь. А случившееся обретет для тебя новый смысл.
— Не говори ничего такого!
Она не могла даже думать о новой беременности. Это казалось ей предательством по отношению к нерожденному ребенку. Если бы младенцев можно было заменять или обменивать!
Джессика прижалась губами ко лбу сестры.
— Мы переживем это вместе. Я люблю тебя.
Эстер закрыла глаза, уверенная в том, что только Джессика могла это сказать. Даже Господь Бог покинул ее.
Алистер вошел в свой дом, чувствуя себя усталым до мозга костей. Он воспринимал боль Джессики как свою собственную. На сердце у него было тяжело. Его терзали печаль и ужас, бросившие тень на ее жизнь.
Он вручил ожидающему дворецкому шляпу и перчатки.
— Ее светлость ждет вас в вашем кабинете, милорд, — объявил Клеммонс.
Бросив взгляд на часы в длинном корпусе, Алистер отметил, что час был поздний.
— Как давно она меня ожидает?
— Уже почти четыре часа, милорд.
Несомненно, принесенные ею новости, были скверными. Мысленно ощетинившись и приготовившись к худшему, Алистер прошел в свой кабинет и застал свою мать сидящей на диване. Она читала. Герцогиня поджала под себя ноги. Колени ее прикрывал тонкий плед. В камине ревел огонь. Канделябр на столе возле ее плеча освещал страницы книги и смягчал ее строгую красоту.
Она подняла голову.
— Алистер.
— Матушка.
Он обогнул свой письменный стол и движением плеч освободился от сюртука.
— В чем дело?
Она окинула его проницательным взглядом:
— Возможно, мне следует спросить у тебя то же самое.
— День был бесконечно длинным, а вечер и того длиннее.
Он упал на стул, не скрывая усталости.
— Чего вы хотите от меня?
— Разве я всегда должна чего-то хотеть от тебя?
Он всматривался в ее лицо, отмечая про себя складки вокруг глаз и рта, свидетельствующие о напряжении. Те же признаки он недавно видел на лице леди Регмонт — знаки того, что брак женщины несчастливый. Он знал, что никогда не увидит ничего подобного на лице Джессики, ибо скорее умрет, чем причинит ей горе.
Он не ответил, и Луиза отбросила плед и спустила ноги с дивана. Она сложила руки на коленях и расправила плечи.
— Вероятно, я заслужила твое недоверие и подозрительность. Я так была занята собственными чувствами, что не обращала внимания на твои. И ужасно раскаиваюсь и прошу прощения. Много лет я была не права.
Сердцебиение Алистера ускорилось: смущение в нем смешивалось с недоверием. Мальчиком он хотел бы услышать эти слова от нее больше всего на свете.
— Я пришла сказать, — продолжала она, — что желаю тебе счастья. Я рада видеть, что ты любишь и любим и вызываешь обожание у своей избранницы. Я это видела и чувствовала. Она боготворит землю, по которой ты ступаешь.
— Как и я чувствую то же самое к ней. — Алистер потер грудь в том самом месте, где ощущал тоску по Джессике и боль. — И ее отношение ко мне никогда не изменится. Она знает обо мне самое худшее и любит меня, несмотря на мои ошибки и прегрешения. Нет… я бы даже сказал, что она любит меня за них, потому что именно они сформировали меня.
— Это удивительный дар — уметь любить без всяких условий, сын мой. — Луиза встала. — Я хочу, чтобы ты знал, что я всегда буду поддерживать тебя и твой выбор. И всегда буду любить ее, как ты.
Он погладил кончиками пальцев полированную столешницу. Господи, он чувствовал себя вымотанным до предела. Он так хотел бы, чтобы Джесс была рядом, чтобы он мог прижать ее к себе. Он испытывал потребность в ней и в том утешении, которое она приносила ему, и в том ощущении мира и покоя, которое давала ему.
— Это много значит для меня, матушка. Я рад вашему благословению. Благодарю вас.
Луиза кивнула:
— Я люблю тебя, Алистер. Я буду молиться, чтобы наступил день, когда между нами не будет недомолвок и скрытности.
— Мне тоже хотелось бы этого.
Его мать обогнула письменный стол. Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
Он поймал ее руку прежде, чем она выпрямилась, и потянул к себе, ожидая ее реакции.