Петя искоса посмотрел на нее и сразу понял, что она хитрит. Она вызывает его на объяснение. Она хочет, чтобы он сказал: «Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной». И тогда она его сразу поймает. Нет, матушка, стара штука! Не на такого напала! И Петя снова промолчал.
– Чего ж вы молчите? – спросила она, стараясь заглянуть ему в лицо.
– Так, – сказал Петя многозначительно. Дескать, понимай как знаешь.
Она вздохнула и вдруг спросила, понизив голос, почти шепотом:
– Вы без меня скучали?
– А вы? – спросил Петя, не слыша собственного голоса.
– Я скучала, – ответила она и опустила голову так низко, что с ее ушей посыпались черешенки.
Она стала их в смущении подбирать.
– Вы мне даже один раз снились, – сказала она и покраснела.
Петя не поверил своим ушам. «Что это? – с беспокойством подумал он. Кажется, она объясняется мне в любви?» О таком счастье Петя не смел даже мечтать. Но теперь, когда она так робко и так правдиво сказала эти волшебные слова – «я скучала» и «вы мне снились», Петя вдруг почувствовал громадное облегчение, даже разочарование. Ну, слава богу! Еще минуту назад она казалась ему недостижимой, а теперь перед ним стояла хотя и довольно миленькая, но все-таки самая обыкновенная девочка, не имевшая ничего общего с той Мариной, которую он так безнадежно и так мучительно любил.
– А я вам когда-нибудь снилась? – спросила она.
Петя почувствовал, что наступила решительная минута: от его ответа зависел дальнейший ход романа. Сказать: «Да, снились», – было все равно что признаться в любви. Тогда что же получается? Он ей снился, она ему снилась. Она его любит, он ее любит. Взаимная любовь. Именно то самое, к чему он так стремился. Это, конечно, очень заманчиво, но не слишком ли быстро? Так все хорошо, интересно налаживалось, роман только еще начинал по-настоящему разворачиваться, как вдруг ни с того ни с сего – взаимная любовь!
Конечно, она сразу избавляла Петю от множества хлопот и неприятностей, вроде бессонных ночей, ревности, сидения в мокрой полыни и бросания в окно секреток. И в этом было ее громадное преимущество. Но что же дальше? Оставалось одно – целоваться. При мысли об этом Петю бросило в жар. Нет, нет, что угодно, но только не это!
А Марина стояла, прислонившись к лестничке под черешней, смотрела на него потемневшими глазами и облизывала потрескавшиеся, даже на вид горячие губы, от которых Петя не мог отвести глаз.
– Что же вы молчите? – сказала она с настойчивым нетерпением голосом заклинательницы змей. – Я вам снилась?
Она опять явно забирала над ним верх. Еще секунда – и Петя уже готов был сказать покорным шепотом: «Снились», но дух отрицания и сомнения все-таки восторжествовал.
– Как это ни странно, но, представьте себе, не снились, – сказал Петя с косой, напряженной улыбкой, показавшейся ему самому ледяной и в высшей степени печоринской.
Она опустила ресницы и слегка побледнела.
«Ага, голубушка! – подумал Петя с торжеством. – Не на такого напала».
Ему ее совсем не было жалко. Теперь, когда он взял над ней верх, она ему уже не так нравилась.
– Вы правду говорите? – спросила она, подняла глаза и с притворным вниманием стала рассматривать крону дерева, под которым они стояли.
Пете даже показалось, что она мимолетно улыбнулась, как будто увидела на дереве что-то забавное. Но Петю уже не могло обмануть это маленькое лукавство.
– Понимаете, – сказал Петя, вовсе не желая доводить дело до разрыва, вы мне не то чтобы не снились, а просто я вас не видел во сне.
– Как это? – спросила она с любопытством и опять улыбнулась дереву, даже как бы исподтишка ему подмигнула.
– Очень просто, – ответил Петя. – Видеть во сне – это одно, а сниться совершенно другое. Неужели вы не понимаете? Сниться-то вы мне снились, мало ли что человеку снится! Многое снится. А вот специально видеть во сне кого-нибудь одного – это совсем другое дело.
– Не понимаю, – сказала она, прикусив губу.
– Сейчас вам объясню. Видишь во сне – это когда… ну как бы вам объяснить… когда… ну, любишь, что ли. Вы, например, когда-нибудь кого-нибудь любили? – сев на своего конька, строго спросил Петя.
– Любила. Вас, – быстро ответила Марина.
Петя самодовольно поморщился.
– Я не верю в женскую любовь, – сказал он разочарованно.
– Напрасно! А вы кого-нибудь любили? – спросила она и не могла задать более приятного вопроса. Как глупая мышь, она сама лезла в мышеловку, так ловко и незаметно поставленную Петей.
– На такие вопросы не отвечают, – сказал Петя, – но вам я скажу, потому что считаю вас своим другом. Ведь мы с вами друзья, не правда ли?
– Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, – сказала Марина.
– А я верю! – с досадой сказал Петя. Она положительно начинала его раздражать, потому что почти все время говорила именно то, что должен был говорить он. Можно подумать, что она никогда не читала романов.
– Напрасно, – заметила она. – Но вы мне, кажется, что-то хотели сказать?
– Я вам хотел сказать… даже, собственно, не сказать, а рассказать… Ну, можно и сказать… Только, конечно, как другу, потому что об этом никто не знает и никогда не узнает. – Петя стал несколько боком и повесил голову. – Я любил, – сказал он с грустной улыбкой. – Собственно, я и сейчас люблю… Но это не имеет значения…
– А она вас?
– Ах, даже больше, чем я ее! Я ее просто люблю. А она влюблена. И вот, вообразите себе, однажды мы с ней пошли в степь собирать подснежники. Был чудесный весенний вечер…
– Знаю, – с живостью сказала Марина. – Это Мотя, да?
– Откуда вы знаете?
– Не важно откуда, а знаю. Не понимаю, что вы в ней нашли особенного? – с легкой гримаской сказала Марина. – И вы ее действительно любите?
– Представьте себе, – пожимая плечами, сказал Петя. – Сам не понимаю, как это случилось. Ничего особенного собой не представляет, просто смазливенькая мордашка, и вот…
В листве над головой послышался шорох, и с дерева упала черешенка, которую, вероятно, оторвал и уронил скворец.
– Кш-ш-ш! – махнул Петя рукой.