Из Фиониного кабинета выскочила Дунька. Она размахивала сумочкой и на ходу засовывала руку в рукав, и семенила, чтобы не поскользнуться на высоких каблучищах.
– До свидания, – попрощался Белоключевский и не двинулся с места – стоял и ждал, пока Дунька и Лиза попрощаются со всей компанией, и, только пропустив их вперед, пошел следом.
– А он ничего, – шепнула Дунька, перехватывая ремень сумки, которая скользила с гладкого меха шубы. – Я думала, что все хуже.
– Хуже некуда. – Лиза обернулась и уперлась в него взглядом. Он смотрел на нее в упор, не отводя очень темных, почти черных глаз. Она моментально смутилась, как девочка, и взяла сестру под руку. – Наверное, я его люблю.
– С ума, что ль, сошла, Лизка?!
– А что мне делать?!
– Как что?! Немедленно прекратить всю эту ерунду! Как ты можешь его любить, когда ты его совсем не знаешь!
– Да наплевать мне, знаю я его или нет! Я его люблю. Наверное.
– Лизка, я все скажу папе, он приедет и запрет тебя на замок в квартире!
– Посмей только. Мне сто лет в обед, я сама себе хозяйка.
– Я тоже считала, что любила, когда выходила за своего кренделя, и вон что вышло! Не смей даже думать ни про какую любовь, и вообще он подозрительный тип!
– Я все слышу, – вдруг сказал негромко этот самый тип. – Вы особенно не увлекайтесь.
– Черт побери, – под нос себе пробормотала Дунька. И громко: – А раньше вы не могли сказать?!
– Не мог, – отозвался Белоключевский. Вспыхнули и погасли фары его огромной машины, щелкнули замки. – Как же я мог сказать, если подслушивал! Я бы тогда не смог подслушивать.
Лиза посмотрела на Дуньку, а Дунька на Лизу, и они вдруг захохотали, как девчонки-шестиклассницы, которым десятиклассник состроил смешную рожицу.
– Садитесь, – пригласил Белоключевский и открыл заднюю дверь.
– Нет, я не могу, – вмиг становясь озабоченной, отказалась Дунька, – у меня здесь машина, и мне надо вернуться на работу. У меня новый шеф.
– Садитесь, – повторил Белоключевский с нажимом. – Нам все равно надо поговорить. Вы что, не можете оставить здесь вашу машину?
– Здесь? – неуверенно переспросила Дунька. – Как здесь?
– Вот прямо здесь, – ответил Белоключевский и обвел рукой стояночку. – Непосредственно в этом самом месте. На глазах у охраны вашей драгоценной тетушки.
– Она мне не тетушка, а свекровь.
Лиза уже пролезла в остывшее сумрачное от тонированных стекол нутро, и следом послушно полезла Дунька, продолжая рассуждать о том, почему она никак не может с ними ехать и почему машину оставить тоже никак нельзя.
Белоключевский сел за руль и завел мотор.
– Сейчас станет тепло, – пообещал он, поправил решетку отопителя и посмотрел на девиц в зеркало заднего вида.
– Ну что?
– Что? – переспросила Лиза.
– Я слушаю.
– Что ты слушаешь?!
– Я слушаю, что мне расскажет твоя сестра.
– Я?! – поразилась Дунька. – Я должна вам рассказывать?!
– Должны, – подтвердил Белоключевский с сочувствием, – и именно мне. Похоже, я единственный из всех присутствующих пока нахожусь в здравом уме.
Дунька раздула ноздри.
– Да кто вы такой, вашу мать?! Я вообще не желаю с вами разговаривать! Это вы мне должны сказать, во что вы втянули мою сестру, черт побери!
Белоключевский тронул машину и снова посмотрел в зеркало. Глаза у него смеялись.
– Надо бы чаще друг другу, – продекламировал он, – истину ту повторять: девицам вашего круга стыдно приличий не знать.
Дунька стала хватать ртом воздух, а Лиза засмеялась.
– Не материтесь, – попросил Белоключевский. – Вам не идет. Вы же хотите, чтобы мы во всем разобрались. Так что говорите толком. Все по порядку.
– Что я должна говорить вам толком и по порядку?! Тяжелая машина медленно ползла со стоянки.
Бросив взгляд в сторону галереи, Лиза вдруг увидела расплывчатый силуэт. Почти прижавшийся к стеклу. Человек, распластавшись по тонированной гладкости, не отрываясь следил за их машиной.
– Димка! Посмотри! – Что?
Белоключевский повернул голову, и Дунька полезла смотреть, насела на Лизу и засопела ей в ухо. Лиза оттолкнула Дунькину физиономию, но она опять придвинулась.
– Кто это?
– Федор Петрович, кто же еще! – пробормотал Белоключевский.
– Дима, почему он на нас смотрит?
– Похоже, мы чем-то сильно его напугали.
– Чем мы могли его напугать?!
– Я не знаю. Простите, – опять взгляд в зеркало заднего вида, темные веселые глаза. Что он веселится-то?! – Как мне вас называть? Дуня? Евдокия?
– Называйте как хотите, какая уж теперь разница! Только не Евой!
– Евой?!
– Это ее так муж называет. Фионин сыночек. – Ева?!
– Заткнитесь! – приказала Дунька сквозь зубы.
– Нет, но Ева – это чудесно. Волшебно просто.
– Тогда я буду называть вас Мотя.
– Как?! – перепугался Белоключевский.
Они обе так ему нравились, что хотелось во все горло смеяться, рассказывать глупые анекдоты, играть «в гляделки» – в общем производить впечатление.
«Они мои, – вот как ему почему-то думалось. – Они обе – мои.
Одна возлюбленная, другая ее сестра, но они мои, только мои, и я никому их не отдам. Никогда. Почему они появились так поздно?! Почему раньше их у меня не было?! Если бы были, может, и жизнь сложилась бы как-то по-другому – радостнее, веселее, легче, понятней? А я сорок два года понятия не имел, что такие существуют на свете.
Настоящие. Живые. Только мои».
Лиза, вывернув шею, все смотрела на Фионину галерею, которая медленно растворялась в пелене новогодней метели.
– Почему он следит за нами?! Что ему нужно?
– Дуня, – спросил Белоключевский, – вы ни о чем таком с ним не разговаривали?
– Я с ним вообще не разговаривала. – Сильно наклонившись в сторону, Дунька нашарила в кармане сигареты и зажигалку. – Будешь?
Лиза отрицательно покачала головой.
– Ну вот. Я приехала, чтобы поговорить с Фио-ной про Вадима. Но она мне ничего не сказала. Только то, что он собирался к тебе, и все. А зачем, она не знает. Она даже не знает, ездил ли он в Рощино.