– Мой бывший заместитель. Второй человек в империи «Черное золото».
– Если тебя интересует, то с твоей бывшей женой он не спит.
– Да мне наплевать, – сказал Белоключевский с досадой. – Правда наплевать.
– Теперь он правая рука твоей жены, – поведал Федор Петрович. – Был твоей рукой, стал ее. Преемственность, так сказать.
– Надо развестись.
– Разведись.
– Разведусь.
И все замолчали. Белоключевский притянул к себе Лизу, обнял ее и покачал из стороны в сторону. Лиза дала себя покачать. В конце концов это ничего не означало.
За окнами вдалеке зафырчал автомобиль. Двигатель был старый, работал с натугой, громко. Лиза подумала равнодушно, что по их улице едет машина.
Но, видимо, это была не просто машина, потому что вдруг синий мигающий свет прошел по окнам, появляясь и пропадая, и луна затихла, перестала ломиться в пыльные стекла, и Большая Медведица как будто насторожилась, подняла тяжелую голову.
– Наши приехали, – сказал Федор Петрович.
Лиза пожала плечами. Ну, наши так наши. Ей хотелось спать – обнимать Белоключевского, вдыхать его запах, возиться, устраиваться рядом, утаптывать свою нору, как дикому зверю, которому предстоит первая безопасная и сытая ночь за долгое время. Ей хотелось спать и ни о чем не думать, а Федор Петрович заставлял ее думать, и за это она на него сердилась – насколько могла.
Вышеупомянутый Федор Петрович отогнул занавеску и выглянул. Синие всполохи разливались совсем близко.
– Лиза, – спросил он проникновенно, так проникновенно, что она освободилась от объятий Белоключевского и уставилась на него, – а вы не знаете, где коллекция Фаберже? На сегодняшний день это самый главный вопрос. У кого? У вас или у вашей сестры?
Лиза понятия не имела, где коллекция, она про нее и думать забыла, а тут вдруг вспомнила.
Господи, ну, конечно, конечно, она вспомнила! Коллекция! Дунька после ремонта решительно не знала, куда деть эту красотищу, которая не вписывалась ни в один интерьер – особенно такой стильный, как у нее! – и отдала ее Лизе.
Лиза тоже не очень понимала, куда ее сунуть, и приткнула на кухне, на полочку, за электрическим самоваром. Там она и стоит. За самоваром.
– Ну ясно, – протянул Федор Петрович. – Вот из-за этого и весь сыр-бор. Понимаете?
Лиза решительно ничего не понимала.
– Вы мне разрешите, – все так же проникновенно попросил Федор Петрович, – забрать ее? От греха подальше? Я расписку оставлю.
– Да делайте что хотите.
– А ключи? Или у вас там открыто?
Лиза точно этого не помнила, и Федор Петрович исчез, как растворился в синем лунном свете. Белоключевский молчал, и она молчала тоже. А потом он сказал:
– Спасибо тебе.
– За что? За то, что я убила человека? Которому всю жизнь доверяла и у которого просила помощи?
– Ты застрелила бандита и убийцу.
– Мне было все равно, кто он, – подумав, сказала Лиза. – Понимаешь, мне и вправду было все равно. Если бы в тебя целился кто-то другой, я бы его тоже убила. Я бы убила любого. Веришь?
Белоключевский внимательно посмотрел на нее.
– Я не знал.
– Ну вот. Теперь знаешь.
Затем одновременно произошли три события – вернулся Федор Петрович, истошно затрезвонил чей-то мобильник и засигналила машина.
– Это ваш, – сказал Федор Петрович, водружая на шаткий столик, рядом с мобильником, поднос, на котором стояли три пыльных расписных яйца. – Он все время звонит, я и принес.
Федор Петрович полюбовался на пыльные яйца и подмигнул Белоключевскому – мол, посмотри, какая красота.
Лиза нажала кнопку на аппарате:
– Да. Да, это я.
Она слушала некоторое время, а потом схватилась за горло. Машина все сигналила.
– Выйди к ним, – попросил Федор Петрович Белоключевского, – что они там надрываются!
– Дима… – сказала Лиза. Глаза у нее стали страшными и жалкими. – Это из больницы. Дунька у них. Нам надо ехать.
Федор Петрович перестал сдувать пыль с принесенных предметов. Белоключевский остановился, так и не дойдя до двери. Машина опять засигналила.
– Она… жива?
– Да. Нам надо ехать, Дима.
Снег шел всю ночь, и утром невозможно было выехать с участка. Лиза проснулась, Белоключевского не было рядом, и она поняла, что он на улице, только когда услышала далекие шаркающие звуки – знакомые, привычные и такие забытые.
Он чистит дорожки, поняла она. Он чистит дорожки, чтобы можно было выехать.
Лиза приготовила завтрак, думая только о том, что им предстоит, постояла под душем и принесла сухое полотенце – Белоключевскому тоже понадобится в душ, а все полотенца были мокрыми. Он никогда не вешал полотенце на батарею, все время швырял куда придется, вот оно и не высохло за ночь!
Она почти не спала и знала, что непременно заснет в машине, как только пригреется, и радио голосом Максима Леонидова запоет про любовь и верность, и проснется, лишь когда машина остановится, а Белоключевский станет ее дразнить тем, что она храпит.
Лиза страшно оскорблялась, выходила из себя и говорила, что не храпит никогда, а он все повторял, что как же не храпит, когда он сам слышал!..
Потом позвонила Дунька, изнемогавшая от безделья в своей больнице, и хнычущим голосом стала рассказывать, что ей хочется домой, и апельсинов, и в парикмахерскую, и вообще она не знает, какой дурак все это затеял! Разве никак нельзя обойтись?
– Нет. – Лиза придерживала плечом телефонную трубку и заваривала кофе. Шарканье за окнами прекратилось, и Лиза поняла, что мужчина ее жизни уже закончил свои утренние мужские дела и она должна быстренько доделать свои женские. – Никак нельзя, Дунь. Ты не волнуйся только. Не будешь?
– Лиза, не разговаривай со мной как с душевнобольной. Может, я и получила по голове, но я же не сошла с ума!
– Кто тебя знает.
– Как?!
– По-моему, – быстро сказала Лиза, – мы с тобой обе слегка полоумные.
– Это точно, – подтвердила Дунька с удовольствием. – Ты убиваешь профессиональных киллеров, а я…
Хлопнула дверь, по полу пошел сквозняк, шевельнулись занавески на окнах.
– Лиза! – крикнул Белоключевский. Голос был сердитый. – Лиза, нам надо собираться. Столько снега, что мы ехать будем до вечера!