– Д-да, – ответила она, – извини, что разбудила.
– Мне все равно пора уходить.
Внутренний холод пронзил Ровенну, заставив крепко прильнуть к нему, но она тут же отпустила руки, рассмеялась, хотя ей было совсем не до смеха.
– Извини. Наверное, уже утро?
– Да, почти половина седьмого, а мне еще собираться в дорогу.
Он легко поднялся с постели, не стесняясь своей наготы. Наверное, это ему было не впервой. Она рассматривала его, пока он одевался, любуясь широкими плечами. В просветы между шторами сочился утренний свет. Она сразу испытала облегчение: день был ей теперь куда милее ночи. В джинсах и свитере он присел на краешек кровати, чтобы надеть носки и туфли.
– Тебе нужна помощь? – услышала она.
– Помощь? Ты о чем?
– О твоем кошмаре. Расскажи мне, что тебе приснилось.
– О нет, я уже не помню.
– Да ну?
– Все в порядке, правда. – Она заставила себя рассмеяться.
Он поцеловал ее в губы – слегка, а потом глубже.
– Что ж, тогда до встречи в Бостоне. Как получишь багаж – позвони. Я подберу тебя на машине.
– Хорошо, спасибо, – улыбнулась она.
К ее облегчению, он не задержался и не стал допытываться о том, что ей приснилось, только попросил:
– Запри за мной.
На пороге он, однако, помедлил.
– Пусть я очень благодарен тебе за то, что ты открыла мне дверь, больше так не делай. То есть не открывай двери, если не знаешь, кто там.
Когда он ушел, она вскочила с кровати, закрыла дверь на замок и включила все лампочки в номере, включила вдобавок телевизор и только потом пошла в ванную. Стоя под душем, она думала, как найти дверь, которую можно захлопнуть и не пускать к себе ночные кошмары. Да вот только… Она боялась, что кукурузные поля не снились ей, а были самые что ни на есть настоящие.
Аэропорт Логан не был из числа любимых аэропортов Джереми, но на этот раз пересадка не только прошла без задержек, но и самолет прибыл на десять минут раньше. Он быстро забрал зарезервированную машину, и когда раздался звонок Ровенны, он был готов ее встретить. Благодаря отличному знанию ею дороги и четким указаниям они были в Салеме задолго до времени, на которое Джереми назначил встречу с Брэдом. Джереми собирался подбросить Ровенну до дому, но она уверяла, что позже ее подвезет Джо. Вместо того она предложила прогуляться по центру города, поскольку он хотел осмотреть кладбище. Она показала ему несколько самых интересных могил, и они разбрелись в разные стороны.
Кладбище находилось на перекрестке туристических троп. Рядом располагалось несколько музеев и главная торговая улица. Он нашел, что вопреки современному окружению само кладбище ничуть не впитало дух современности. Было что-то совершенно особенное, что-то пронзительное и неотступное в этих камнях. Поблизости матери выгуливали своих младенцев, отцы шикали на детей, напоминая об уважении к мертвым. Раздавалось торопливое бормотание экскурсовода, спешащего закончить свой рассказ. Джереми его не осуждал – ведь осенью рано темнеет и хочется быстрее покинуть место, настраивающее на печальный лад. Особенно сейчас.
Стремительно надвигались сумерки. Сказать, что сумерки опускались, было бы неверно: темнота клубами поднималась с земли и сходила с неба, туман серебрил старые плиты.
Остановившись у камня, где обнаружили сумочку и телефон Мэри Джонстон, Джереми попытался представить, каково было тут на Хеллоуин – в городе, где прошлое соседствует с настоящим. Сколько маленьких фей и монстров расхаживало по улицам… Да и многие взрослые, наверное, не отставали от детей. Но Хеллоуин закончился, и с его уходом сменились ритм и настроение, как сменяются времена года. Сейчас в воздухе уже чувствовалось приближение Рождества.
Однако магазины, по крайней мере, напоминали о том, что до Рождества предстоит отпраздновать День благодарения: в витринах можно было видеть тыквы, рога изобилия, фигурки пилигримов и картины, изображающие пирующих индейцев и поселенцев. Местные фермеры убирали поля.
И как такое возможно – чтобы человек незамеченным растворился в городе полном туристов? Пусть Мэри похитили на кладбище, в сумерках, но дальше-то что?
– Как здесь чудесно, правда? – окликнула его Ровенна.
– Это кладбище все-таки.
– Я хотела сказать – красиво.
Он увидел, как она, наклонившись, набрала охапку листьев и подбросила их над головой. В своем черном бархатном плаще и с распущенными по плечам черными волосами она походила на языческую богиню, которая стоит, радостно подставив лицо дождю из разноцветных листьев. Скульптор мог бы изобразить ее в виде статуи на празднике осени, хотя едва ли у него получилось бы передать восторг на ее лице и во всей фигуре.
Джереми отчего-то вдруг заволновался, будто испугавшись за нее. Но почему? Наверное, сказывалось общее волнение последнего дня.
Другая женщина без следа исчезла прямо на этом самом месте, где они стояли. И все же сейчас, глядя на Ровенну, он подивился глубине своей тревоги.
С тех пор как они познакомились, ему не раз приходилось удивляться. Сначала удивляла собственная враждебность. Джереми не понимал, в чем дело: он хорошо относился к Кендалл, которая раньше зарабатывала гаданием на картах. Но Ровенна… Она была другая… Затем почувствовал, что его тянет к ней, и стал намеренно отдаляться. А теперь… Самое невероятное, что они были здесь вдвоем. Теперь все переменилось. Еще вчера, когда ехал к ней в гостиницу, он знал, что именно так и произойдет. Знал, когда подходил к ее двери. Он знал, что если не остановится, то его жизнь изменится, он встанет на опасный путь, грозящий потерей независимости, и обратного хода уже не будет.
Ничто не имело значения. Он должен был прийти к ней, пусть даже она хлопнет перед его лицом дверью. Но она этого не сделала.
Он рассматривал ее. Природа наградила ее фарфоровой кожей и идеальными чертами лица, на котором выделялись ее золотистые глаза. Стройность ее тела манила его, даже будучи скрытой под просторным плащом. Но не только тело привлекало его. Он безраздельно нуждался в ней. Вот потому, наверное, вначале в нем говорил его мужской инстинкт самосохранения, заставлявший его сторониться ее. Джереми знал – дай он волю своим чувствам, и ему конец.
Как ни трудно было ее переспорить, он все же стремился вызвать ее на спор, потому что любил преодолевать трудности и потому что в споре проявлялась ее натура. В ней не было ни грамма притворства – она была непосредственна и очаровательна даже в своей настырности. Ее откровенность обескураживала. А вчера, когда она открыла ему дверь, впустила его, сбросила легкий шелковый халат и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его… В темноте элегантной старинной спальни, где шторы колыхались от легкого ветерка… у него не осталось ни одной мысли, крупицы здравого смысла. А потом, когда они уснули и она начала метаться и бормотать во сне… Ему было знакомо это чувство – ты отчаянно пытаешься проснуться, но не можешь, и боишься, что кошмар будет повторяться вечно. Тогда начальство отправило его к психиатру, но психиатр не помог, и под конец он уволился, решив, что сам победит свою болезнь, помогая решить проблему, которая и лежала в основе всего. Два года прошло с того дня, когда погибли дети, а он все мучился кошмарами. И, проснувшись, всегда помнил, что ему снилось.