– Я ему этого так не оставлю, – смущенно пообещал Брэд.

– Да брось ты. Ему нужно было устроить для нас представление, как же иначе, – возразила Мэри нарочито небрежным тоном. А Брэд действительно разозлился, может быть, даже испугался. И в самом деле, откуда Дэмиен узнал об их неурядицах?

Но здесь, на улице, среди суеты, возгласов и смеха, пророческие видения уже поблекли в памяти, казались чем-то вроде неудачной злой шутки.

– Теперь я уже не знаю, – неуверенно проговорил Брэд, – не почудились ли мне эти индейцы. У них были топоры… Они садились за стол с индейкой… Я, кстати, чертовски проголодался.

Мэри улыбнулась, подставляя лицо свежему ветру. Ей уже хотелось смеяться. Хорошо же он их разыграл! Он, может быть, и обманщик, но какой мастер! И она не позволит себе переживать по поводу того, что он им наплел.

И все-таки, когда они сидели в ресторане, она поинтересовалась:

– Брэд, а больше ты ничего там не видел? Только индейцев за столом с индейкой?

Помявшись, он пробормотал:

– Ну… разве что в конце… Кукурузное поле и еще кое-что… Да это все глупости, забудь об этом.

– А почему ты так разозлился?

– Потому что он держал нас за идиотов, – ответил Брэд. – Если бы с нами был Джереми, он бы сразу сообразил, каким образом Дэмиен – или как его там – проделывает свои фокусы. Ему бы только взглянуть в этот дурацкий кристалл, и он бы сразу раскусил проходимца.

Мэри улыбнулась:

– Но он все время сидит в Новом Орлеане, верно?

Брэд и Джереми Флинн раньше вместе работали в команде полицейских водолазов. Джереми был свидетелем у них на свадьбе. Брэд прав: Джереми легко вывел бы Дэмиена на чистую воду.

После обеда Мэри заявила, что неплохо было бы посетить какое-нибудь историческое место, и они отправились на знаменитое местное кладбище. Едва они вошли, она внезапно ощутила такой прилив грусти, что в глазах заблестели слезы.

– Что с тобой? – насторожился Брэд.

– Ничего, просто задумалась, – отмахнулась она.

– Пошли отсюда, – сказал Брэд, – здесь слишком тоскливо.

«Нет, кладбище здесь ни при чем, – думала она, – это все тот человек, Дэмиен, виноват».

– Я тебя люблю, ты ведь знаешь. – Брэд все еще чувствовал себя виноватым.

– Я знаю. И я тебя люблю. – Она взглянула в его глаза.

Мэри заметно дрожала, и он, наверное, решил, что это потому, что она трусиха.

– Я хочу погулять среди могил, посмотреть. – Она расправила плечи и торопливо двинулась по тропинке, на ходу вытаскивая из сумки путеводитель. – Я читала об этом! – крикнула она, оборачиваясь. – Венки символизируют победу смерти, крылатые песочные часы – быстротечность времени. Скелеты и черепа напоминают о смертности человека. Вот эти ангелы служат символом райской жизни, а под этими похоронены маленькие дети.

– А что символизирует змея, свернувшаяся кольцом? – спросил Брэд, указывая на одну из могил.

– Вечность, – ответила она.

Он прошел дальше, сел на один из камней и сказал:

– Слушай, у меня уже ноги отваливаются. Давай завернем в какой-нибудь бар.

– Напрасно ты уселся на чью-то могилу, – осудила Мэри, направляясь к разбитому камню под огромным деревом в дальнем конце кладбища. Камень, казалось, манил ее. Корни дерева подрыли и сдвинули с места несколько могильных плит вокруг.

– Эй, не ходи так далеко! – крикнул ей вслед Брэд, ложась на плиту и глядя в небо. – Все уже выходят. Я не хочу, чтобы нас тут заперли.

– Успеем! – откликнулась Мэри, прибавляя шагу.

И вдруг резко поднялся ветер, стало смеркаться, и в воздухе заблестели капли, хотя совсем недавно ничто не предвещало дождя. Она обошла дерево, чтобы получше разглядеть камень, привлекший ее внимание, и обмерла.

Кто-то не так давно очистил камень и обновил надпись; под традиционным венком и песочными часами четко значилось: Мэри Клер Джонстон. Ее имя!

Она ощутила спазм в горле и слабость во всем теле, ее дрожащие колени подогнулись, и она должна была опереться рукой о камень, чтобы не упасть.

Издалека доносился детский смех. Матери подзывали детей, мужья разговаривали с женами. Из-за сильного головокружения Мэри закрыла глаза. И сразу же снова увидела холм и дерево. Голое дерево, голые руки-сучья и петлю. И женщину, висящую в петле.

Туман вокруг качнулся, и она снова услышала смех – на сей раз это был смех Дэмиена. В тумане возникло его лицо. Они стояли вдвоем на холме, на ветру, он держал ее за руку и злорадно ухмылялся. Нет, этого не может быть. Не может быть. Но, словно наяву, она чувствовала порывы ветра и холод спускающейся ночи.

– А теперь ты моя, – произнес Дэмиен. – Давай поиграем, крошка.

И ветер разнес его смех.

Глава 1

Ровенне снились пугала, возвышавшиеся поверх кукурузы на деревянных опорах. Издали пустолицые болваны были черны и страшны. Бесконечные ряды кукурузы уходили за горизонт, клонясь и шатаясь на холодном ветру. Пугала стерегли урожай, точно шеренга часовых.

Ей казалось, что она плывет по полю, парит на ветру, среди клубов низко упавшего тумана, что, как черное покрывало, подавил, омрачил сияние осенних красок. Ей все виделось нерезко и словно с высоты, словно через глазок кинокамеры, которую наводят на резкость. Во сне она понимала, что это сон, и пыталась проснуться, чтобы не слышать зловещего шепота в ушах. Свет… Ей хотелось света, яркого солнца. Прочь от этой ползучей тьмы! Она ехала домой, и, наверное, ей неспроста снились родные места, где осень бывала невероятно прекрасна, словно во сне.

Золотые, оранжевые, малиновые, бурые и лимонные оттенки бушевали в лесах по берегам океана. А внизу волны с белыми барашками бились о высокие гранитные обрывы, предвещая Новой Англии скорую и суровую зиму. Но сейчас стояла осенняя пора, великолепная и блистательная. Легкий бриз ворошил листву, холодил щеки, и, пока его невесомое дыхание не сменилось хваткой ледяных пальцев, нужно было успеть насладиться праздником осени и собрать урожай.

И вот во сне перед ней протянулись кукурузные ряды – стебли завораживающе раскачивались на ветру. В детстве ей нравилось носиться в кукурузе – дедушка сердился, а она заливалась смехом. На ее памяти вороны были всегда – блестящие крылья, злобное карканье, разносившееся по всей округе, но фермеры знали способ отпугнуть своего злейшего врага, переходивший от отца к сыну.

Фермеры мастерили пугала, причем каждый старался перещеголять в этом соседа, и расставляли их в полях. К примеру, на пугале работы миссис Эйбел была садовая шляпа, утыканная булавками, не позволявшими воронам садиться. Этам Мориссон приделал своему пугалу накидку, которая раздувалась от ветра, и зубастую улыбку монстра из фильмов ужасов. Дедушка нарядил свое пугало в старый джинсовый комбинезон, клетчатую рубашку и соломенную шляпу с длинными белыми волосами, а поверх приладил еще и ружье. Но дальше всех по части жути и изобретательности пошел Эрик Ролф.