– Мне нужен аспирин.
Конар скрылся в ванной. Дженнифер бросилась к кровати и вытащила из-под подушки ночную рубашку. Совсем не то, что ей представлялось подходящим для подобного случая. Длинная хлопковая майка с плюшевым мишкой на правом плече. Со скоростью света Дженнифер натянула ее через голову, сбросив простыню. Полотенце тоже свалилось. Она потянулась за ним и ударилась головой о тумбочку.
– Черт! – вырвалось у нее.
Конар мгновенно оказался рядом, помогая подняться. Он с тревогой смотрел на Дженнифер.
Голова у нее отчаянно болела. Конар усадил ее на кровать, в замешательстве она откинулась на подушки. Он присел рядом.
– Подожди минутку… Я принесу аспирин.
– Правда, я в полном порядке.
– Сиди.
– Конар, это просто… Я хочу сказать, Эбби беспокоится, полиция беспокоится… Я думаю, у Эбби галлюцинации. Поэтому ты стал моим телохранителем, работаешь со мной, следуешь за мной по пятам, следишь за мной, живешь со мной, спишь со мной… – Дженнифер внезапно умолкла, какого черта эти слова пришли ей на язык!
– Сплю с тобой? – Бровь Конара медленно поднялась, он еле сдерживал смех. – Это что – приглашение?
– Нет… Я… я…
Он потянулся вперед и поцеловал ее в лоб.
– Я никогда не говорил, что хочу спать с тобой. – Конар рассмеялся и исчез за дверью.
Дженнифер чувствовала себя полной идиоткой. Она подскочила к двери, распахнула ее и крикнула:
– Это не приглашение!
Она услышала, как его смех эхом отдается внизу, в холле, затем он поднял голову и крикнул:
– Запри двери, Дженнифер! Войди в комнату и запрись.
– От тебя?
– От любого, кому взбредет в голову бродить посреди ночи.
Он скрылся в своей спальне.
Странно, она стояла в коридоре в ночной рубашке, и ее вдруг охватил сильный озноб.
А что, если…
Странное ощущение. За ней следят… словно чьи-то глаза наблюдают за ней из темноты старого дома.
Как и советовал Конар, она быстро скользнула в свою комнату и закрыла дверь. И заперла ее.
Дрожь постепенно утихла. Но чувство досады осталось.
Пробормотав сквозь зубы проклятие, Дженнифер прошла через комнату, забралась в постель и натянула на голову одеяло.
Ему доводилось видеть трупы и раньше. Во время погружений с целью поиска и спасения утопающих он насмотрелся на них достаточно.
Но Бренда… он никогда не видел ничего подобного. Глубокие раны и кровоподтеки покрывали все ее тело. Правда, лицо было не тронуто. Падение со скал лишь немного повредило его прелестные черты, но следы ножа отсутствовали.
Бренда не выходила у него из головы. Она преследовала его и днем, и ночью. Он хотел проснуться, но не мог. Она постоянно стояла у него перед глазами, одна фотография сменяла другую.
– Когда ее обнаружили, ее глаза были открыты, – объяснял Лайам, заметив, что Конар разглядывает фотографии. – Бренда боролась с ним, – продолжал он. – Видишь порезы у нее на ладонях? Она его видела. Пыталась отбиваться.
Она его видела…
Глубокой ночью, когда он наконец заснул, Конар тоже увидел все это. Темная фигура, приближающаяся к прозрачной занавеске душа. И Бренда, заметившая нападавшего.
Нет, это не Бренда.
Это Дженнифер. Потемневшие от воды мокрые волосы спадают ей на плечи. Он даже слышал шум душа. Глаза Дженнифер устремлены на него.
Огромные, голубые…
– Конар…
Она умоляюще шепчет его имя…
– Помоги мне…
Дрожа всем телом, он проснулся.
Комната тонула в кромешной тьме. Никогда, даже будучи ребенком, он не боялся темноты. Шторы в старой комнате Дэвида Грейнджера, плотные и тяжелые, совершенно не пропускали света. Конар поднял руку, взглянул на светящийся циферблат наручных часов.
Пять утра. Рановато. Он накинул махровый халат, подошел к окну, раздвинул шторы, посмотрел на бассейн, на скалы, окружавшие дом. Было еще совсем темно, но небо уже прорезали розовые полосы, предвещающие скорый рассвет. Пока он смотрел в окно, у него возникло странное ощущение. Он спиной чувствовал беспокойство.
Конар быстро обернулся. Никого. Ни звука, ни шороха.
Но ощущение…
Он прошел через комнату и включил свет. Никого…
Это была огромная комната. В ее отделке чувствовался вкус Дэвида Грейнджера. Громадная кровать украшена резьбой по мотивам сказаний о викингах. Большой письменный стол на когтистых бронзовых лапах, бюро и даже вращающееся зеркало в красивой резной раме, стоявшее на таких же лапах, что и стол. Стулья и широкие кресла подле камина. Две двери вели из комнаты в гардеробную и ванную.
Чувствуя себя полным идиотом, Конар подошел к стенному шкафу. Одежда аккуратно развешана, ботинки выстроились на полу. Он закрыл шкаф и отворил двери в ванную и гардеробную. Последняя имела вид зеркального коридора, там находились стул, табуретка, пустые вешалки. В центре тщательно отделанной ванной – джакузи из мрамора, а кроме того, душевая кабина и массивная двойная раковина. Во всем чувствовался вкус мужчины, который умел ценить прелести жизни. Грейнджер был женат; вероятно, его жена отличалась необычайным терпением.
Ванная тоже была пуста. Конар погасил свет, закрыл дверь и вернулся в спальню.
Сел у стола и стал просматривать лежащий на нем открытый дневник. Привычку вести его он приобрел много лет назад, когда только начинал заниматься дайвингом. Отмечал места погружения, время, проведенное под водой, все необычное. Записывал свои впечатления во время службы в армии, мысли и замечания, которые могли пригодиться позже. Конар перелистывал записи последнего года.
«Сегодня звонила Эбби. Она явно чем-то обеспокоена. Хочет, чтобы я поработал с ее дочерью в сериале. Говорит, содержание довольно занимательное. Содержание? В сериале? Она что, сошла с ума? Она, кажется, не отдает себе отчета в том, что ее дочь настоящий дикобраз, да еще редкий экземпляр – с ядовитыми колючками. Ну и красотка: длинная, чересчур худая, как говорится, кожа да кости, и при этом и рыжая. И я должен с ней сниматься?»
Он пропустил несколько страниц.
«Эбби в панике. Неужели она потеряла рассудок? Я ненавижу Калифорнию, но очень люблю Эбби. Но ведь там ее ужасное создание».
А что, если Эбби действительно безумна? Она ничем не могла подтвердить то, о чем рассказывала, и признавала, что у нее бывают галлюцинации, но упорно стояла на своем.
Конар перевернул еще несколько страниц. Запись, сделанная позже: