В рождественское утро Келли подарила ему красивый темно-синий шарф — пусть согревает его в зимнюю стужу. Глаза брата заискрились благодарностью.
— А я ничего такого не придумал, — омрачился на мгновение он.
— Ты пришел домой — это ли не подарок, Джереми?
— Я же не сказал, что у меня совсем нет подарка, — лукаво улыбнулся он и вручил ей коробочку в серебристой обертке.
Открыв ее, она увидела прекрасную камею.
Келли с удивлением взглянула на брата.
— Я ее купил. Совершенно законно.
— У кого?
— У одной леди из Теннесси, — тихо сказал он. — У нее четверо детей, а мужа убили под Шайлохом. Ей было трудно прокормить детей на бумажные деньги Конфедерации, и я щедро заплатил ей в долларах Союза, поверь мне.
— Но ты взял такую дорогую вещь…
— Келли, она не хотела благотворительности. Я рассказал ей о тебе, и она была просто счастлива, что ты будешь носить ее брошь.
Джереми осторожно приколол камею к лифу платья и, улыбнувшись, отступил на шаг.
— Уверяю тебя, Келли, я заплатил за нее значительно дороже, чем она стоит.
Сестра улыбнулась, обняла его, потом вдруг словно спохватилась:
— Знаешь, давай съездим в город в церковь, а потом я зажарю самую большую курицу.
— И испечешь яблочный пирог?
— Само собой.
Они отстояли долгую службу в городской англиканской церкви.
Возле алтаря была устроена экспозиция, изображавшая ясли.
В колыбели, протягивая крошечные ручки, лежал Христос-младенец. Разглядывая ясли, Келли почувствовала теплую волну радости. Крепко зажмурив глаза, она ясно представила себе своего ребенка, его нежное тельце, крошечные пальчики, услышала его голос. Возможно, она поступила не правильно, возможно, согрешила. Ведь идет война. Мятеж, как называет ее Джереми, или Гражданская война, как называл ее Дэниел. «Как бы ни называлось то, что происходило, какое зло и кому может причинить жизнь маленького ребенка?» — спрашивала себя Келли.
Ей хотелось плакать, но при этом она чувствовала себя невероятно счастливой.
Должно быть, она все-таки заплакала, потому что Джереми сунул ей в руку носовой платок.
Когда они вышли из церкви, миссис Майклсон, отойдя в сторонку, наблюдала, как с Джереми здороваются знакомые горожане. Мужчины пожимали ему руку, женщины целовали. Прислонившись спиной к церковной ограде, Келли тихо радовалась.
Наконец они с братом отправились домой.
Накрывая праздничный стол, Келли вдруг ощутила, тошноту.
Джереми озабоченно поглядел на нее:
— Что с тобой?
Ответить женщина не успела. Распахнув дверь черного хода, она выскочила на крыльцо и, давясь, извергла из себя содержимое желудка.
— Боже мой, Келли, — заволновался Джереми, взяв ее за плечи. Он повернул ее к себе лицом и потрогал лоб. — Нет, жара, кажется, нет. Дай-ка я уложу тебя в постель и мигом слетаю за доктором.
— Нет, доктор мне не нужен.
— Келли, я не смогу уехать, оставив тебя в таком состоянии.
— Ничего страшного, Джереми.
— Но я только что сам видел…
— Джереми, поверь мне, я не больна.
— Боже мой, Келли, ты ждешь ребенка? Ох, бедняжка, а Грегори уже нет в живых… — Он вдруг замолчал и насторожился:
— Келли, Грегори нет в живых слишком давно…
Она посмотрела ему в глаза:
— Ребенок не от Грегори.
— В таком случае чей же он? Я отыщу этого парня, притащу его сюда за уши, клянусь тебе!
Келли покачала головой:
— Джереми, не надо никого искать.
— Солдат?
Она помедлила с ответом.
— Ах они сукины дети! Келли, неужели тебя… — язык не слушался его, он едва смог подыскать нужное слово, — изнасиловали?
Сестра снова покачала головой:
— Нет.
Он всплеснул руками, теряясь в догадках. Келли еще никогда не видела его таким расстроенным.
— Слушай, я не смогу тебе помочь, если ты мне не скажешь.
— Не надо мне помогать.
— Келли, любой солдат Союза сочтет за честь вернуться сюда… — Он вдруг осекся, подозрительно прищурив глаза. — Боже, значит, это не янки, это презренный мятежник?!
— Джереми… — Она протянула к нему руки.
Брат отшатнулся от нее.
— Конфедерат! Папы нет, Грегори убит и, черт возьми, кто знает, сколько еще людей погибнет! Каждый день гибнут друзья и соседи! А у моей сестры будет ублюдок от мятежника! У моей родной сестры! Пропади ты пропадом, Келли, я не хочу больше жить с тобой под одной крышей!
— Джереми!
— Не прикасайся ко мне! — сердито бросил он и, ссутулившись, спустился с крыльца.
Курица подоспела, на столе стояли клюквенная подливка и густой соус по заказу Джереми. Обед удался на славу, и она с такой радостью все готовила…
Келли поникла головой, слишком измученная и расстроенная, чтобы заплакать.
Ладно, она переживет. Будет бороться ради ребенка. Бороться с Джереми, Джошуа, Джозом и целым городом.
И с Дэниелом тоже.
Но брата она лишилась. «Человека можно потерять не только тогда, когда он умирает», — подумала женщина и закусила губу. Плакать она больше не могла.
Почувствовав чье-то осторожное прикосновение, она открыла глаза и увидела рядом с собой брата. Он стоял на коленях.
— Извини, Келли. Пусть простит меня Господь, и тебя я умоляю простить меня. Я не понимаю смысла твоего поступка, но я люблю тебя, сестра. И, клянусь, буду любить своего племянника или племянницу. И всегда готов тебе помочь — только скажи!
И тут из глаз женщины полились слезы, несмотря на решимость больше никогда не плакать. Брат порывисто обнял сестру.
— Келли, я все-таки хотел бы тебе помочь, если позволишь.
Возможно, мне удастся отыскать этого мятежника…
— Нет, — отрезала сестра.
— Господи, неужели его убили?
Она покачала головой:
— Он… он на некоторое время лишен возможности участвовать в боевых действиях. Джереми, прошу, не расспрашивай меня больше. Может быть, когда закончится война и если он останется в живых, я скажу ему о ребенке.
— Черт возьми, Келли, но должен же он нести ответственность…
— Не надо, Джереми?
Брат тяжело вздохнул:
— Я все равно узнаю правду, пусть даже на это уйдет целая вечность!
Келли наконец улыбнулась: