И по-прежнему прекрасными. Глаза ангела… — Но я никогда не смог бы этого сделать, не смог бы обезобразить твою красоту. И тогда я решил тебя пристрелить. Долгими ночами я обдумывал различные способы расправы с тобой за предательство, Келли. Но знаешь, о чем я думал чаще всего? — Он приблизил к ней злое, обиженное лицо.
— О чем? — прошептала она.
— О том, как бы снова увидеть тебя на этой кровати. Я вспоминал твое тело и твою улыбку, когда ты щедро мне себя отдавала. Все — сердце, душу, тело. Знаешь, твои глаза в такие моменты становятся серебристыми…
Он осторожно прикоснулся к ней: надо закончить начатое.
— Мне захотелось узнать, какая ты теперь, когда я ненавижу тебя так же сильно, как раньше любил.
Она наконец опомнилась и попыталась залепить ему пощечину, но он перехватил ее руку.
— В таком случае можешь ненавидеть меня сколько угодно, болван! Можешь не давать мне возможности объясниться, можешь не оставлять меня в покое, не прощать, не проявлять сострадания…
— Проявлять сострадание?! Уж лучше сразу застрелиться, мадам! — с горечью воскликнул Дэниел.
— Самодовольный мерзавец! Ненавидь меня, а я буду тебя презирать. Как был моим врагом, так врагом и остался! Ты сейчас на территории Союза! И пропади все пропадом, если ты дождешься от меня другого отношения!
Злость прибавила ей сил, и она умудрилась вывернуться, но ненадолго. Камерон столько времени не мог понять, что же он хочет, а вот теперь он знал точно.
Он хочет получить какое-нибудь доказательство ее невиновности, хочет, чтобы она умоляла, доказывая это. Ему так хотелось снова верить ей!
«Черт бы тебя побрал», — сердито подумал Дэниел, схватил ее и снова водворил на место. Она вырывалась как могла, но он придавил се всем телом и, почувствовав податливость ее бедер, не мог совладать со своей страстью. Он ощущал ее горячее дыхание, слышал, как бьется ее сердце. Жар ее тела ничуть не уступал его всепоглощающему огню.
Значит, она тоже сгорает от страсти!
— Ну, Келли, сегодня ты от меня не уйдешь. И тем более не предашь.
— Я не буду твоей!
— Будешь!
— Только с помощью насилия, — презрительно бросила она.
— Сомневаюсь.
— Не обольщайся!
— Я ждал этого долгими холодными ночами и получу тебя.
— Как бы не так! — крикнула она. — Ты не ударишь и не принудишь меня силой, потому что когда-то клялся в этом. Не такой ты человек, Дэниел, уж я-то тебя знаю…Нет, она не знает: он уже не такой, ом и сам себя теперь не знает.
— Черт побери, ты меня совсем не знаешь! Да и не знала никогда.
Камерон впился в ее губы. Жадно, страстно, обжигая тем неутоленным желанием, которое мучило его бесконечно долгие месяцы. Он целовал ее неожиданно грубо, горя нетерпением раскрыть языком ее нежные губы.
Она сопротивлялась, как могла. Сопротивлялась его прикосновению, вторжению его языка, его грубости и ярости. В конце концов она сдалась.
Его поцелуи сразу стали нежнее, руки скользнули вниз, жаждая коснуться ее плоти. Женщина тотчас вся затрепетала.
— Келли! — горячо выдохнул Дэниел.
Она взглянула ему в глаза. Неужели она просит пощады?
Неужели ей хочется лишь, чтобы он освободил ее? Неужели она была и остается всего лишь хорошей актрисой? Может, она шпионит для янки и не ограничилась его пленением, а сделала для них и кое-что поважнее?
— Черт побери, я не позволю тебе сломить меня! — прорычал он, вцепившись ей в предплечья.
И в этот момент по комнате разнесся громкий сердитый крик.
Ребенок?!
Он насторожился:
— Что это?
— Это… это Джард. — Келли выскользнула из-под него, и он даже не попытался ей воспрепятствовать.
— Ребенок, — выдохнул он.
— Да, ребенок! — Соскочив с кровати, Келли исчезла в коридоре.
Проследовав за ней по пятам, он увидел, что она взяла на руки какого-то малыша. Дэниел сразу же определил, что это ее ребенок.
Скольких же мужчин она предала? Например, тот вот, капитан янки, который схватил его после «представления»
Келли?.. А сколько было еще — друзей, врагов?
Камерон пересек комнату.
Женщина, прижав кроху к груди, в страхе уставилась на мятежника. Впервые в ее взгляде читался неподдельный испуг.
— Дай мне его, Келли! — скомандовал он тоном, не терпящим возражений, и протянул руки к малышу.
Ей не хотелось отдавать ему ребенка, он чувствовал это, но, чтобы не испугать малютку, она подчинилась.
Дэниел завороженно наблюдал, как замелькали в воздухе крошечные кулачки и ножки. Какой красивый малыш! Какой удивительный! Он само совершенство. А какой крикун! Крик его, пожалуй, перекроет даже боевой клич мятежников!
В душе Дэниела что-то дрогнуло, и тотчас его охватило непреодолимое желание защитить новую жизнь. Ему вдруг стало жарко, он взглянул в маленькое личико. Личико своего сына. «Я люблю тебя, — произнес он про себя, расчувствовавшись. — Мы с тобой еще не встречались. Ты — просто чудо! И нет ни малейшего сомнения, что ты — Камерон, мой мальчик».
Дэниел пристально посмотрел на Келли. Неужели будет отрицать этот факт? Она наверняка не предпринимала никаких попыток сообщить ему о ребенке. В противном случае давно бы знала, что он сбежал из тюрьмы.
— Это мой ребенок! — выдавил он хрипло и стал спускаться вниз.
Догнав его у лестницы, она впервые за все их знакомство начала умолять. В глазах Келли стояли слезы, отчего казалось, будто из-под ресниц струится серебро.
— Что ты делаешь? Немедленно отдай его мне! Он плачет, потому что хочет есть. Дэниел, прошу тебя! Ты соображаешь, что делаешь?
— Это мой сын!
— Откуда тебе знать…
— Еще бы мне не знать! А ты будешь дурой, если станешь отрицать.
— Дэниел, верни мне ребенка!
— Его место в Камерон-холле.
Келли от удивления даже рот раскрыла. Она еще никогда не видела Дэниела таким ошарашенным.
— Но ему едва исполнилось два месяца! Ты не умеешь заботиться о нем, Дэниел. — Из ее глаз покатились слезы. — Он плачет от голода, верни его, пожалуйста.
Губы его скривились в язвительной ухмылке.
— Ты ведь даже не собиралась сообщать мне о нем?
Она покачала головой:
— Нет, собиралась.
Наверное, она лжет. По-прежнему такая красивая! И он все еще любит ее. Нет, ненавидит… Он и сам не знал теперь, что чувствует.
— Когда же, позволь узнать? — заорал он что было мочи.