Он был воспитан культурным человеком, потому что люди называли его время «золотым веком» Ирландии.
Вместе с тем он получил воспитание в походах, которые сделали диких викингов печально известными Европе и даже России. В то время не было более искусных мореходов, чем норвежцы. Не было и более искусных воинов. Но не было и более жестоких людей, чем они.
Эрик первый раз участвовал в морском походе еще мальчиком. С воинами своего деда он пересекал бесконечные моря и широкие просторы чужих земель. Он плавал по Днепру, дошел до Константинополя, видел роскошь восточных царей. Он узнал культуру различных народов, познал бесчисленных женщин, завоеванных в бою, или выменянных на пленных. Он был викингом.
Когда молния снова осветила небеса, и берег Англии уже отчетливо вырисовывался перед ним, он вдруг смутно ощутил, что в нем происходит какая-то перемена. Что-то с трудом, медленно проникало в его сердце и душу.
…Это началось давно, далеко от его северных островов, на побережье Африки. Они сражались с калифом Александрии, а потом люди приходили, чтобы заплатить золотом за свою жизнь и свободу.
Ее подарили ему. Ее имя было Эминия. До нее он знал только жестокость, но она научила его нежности. Она знала все восточные премудрости искусства любви, научившись этому в лучшем гареме страны, но ее сердце сохранило нежность. Она была беспрекословно предана ему, и он полюбил ее. У нее были огромные миндалевидные глаза и волосы, темные, как вороново крыло, ниспадавшие до земли. Ее кожа была цвета меда, а вся она пахла жасмином.
Она отдала свою жизнь за него.
Калиф замыслил предательство. Эминия узнала об этом и попыталась предупредить Эрика. Он узнал позднее, что люди калифа схватили ее за замечательные черные волосы, когда она бежала по дворцовым переходам.
Они лишили ее жизни, перерезав горло. До этого он никогда не был тем, кого викинги называли берсеркером — неистовым воином, воином, который теряет разум и чувства и обуреваем только дикой жаждой убивать. Эрик считал, что голова в бою должна быть холодной, и никогда не получал удовольствия от убийства.
Но в ту ночь он стал берсеркером. Он погнался за ее убийцами, один, и в ярости перерезал половину охраны калифа, пока правитель сам, на коленях, не поклялся, что он не отдавал приказа об убийстве Эминии. Почему-то, вспомнив ее любовь, он остановил свой меч, занесенный над калифом. Он заново отдал его дворец на разоренье своим людям, а сам сидел, тоскуя, склонившись над телом своей возлюбленной. Потом он покинул эту жаркую предательскую землю.
Это было так давно. Много холодных зим прошло с тех пор, а сейчас жестокость снова вскипала в нем. Но теперь он чувствовал, что Эминия дала ему какую-то странную тягу к покою и миру, научив обращению с женщинами.
Он был ирландец, и он был викинг. И как отец, который завоевал себе землю, он намеревался сделать то же самое. Его брат Лейф правил Дублином. Эрик всегда был правой рукой Лейфа. Он знал, что ему дадут земли.
Его гордость была такой же дикой, как и его сердце, а решения твердыми. Он пойдет своим путем, как это сделал сам Волк. Все они были борцы. Даже его добрая, мягкая, красивая мать-ирландка. Она осмелилась поднять руку на Волка. Она смеялась над этим сейчас, но Мергвин не уставал рассказывать эту историю. Или историю о том, как датчане напали на Северного Волка и его ирландскую невесту.
Олаф Норвежский явился в Ирландию ради новых завоеваний. Для ирландцев он стал необычным завоевателем. Аэд Финнлайт, отдав ему земли, сохранил жизнь своим людям и смог вскоре восстановить разрушенное. Между нормандским завоевателем и ирландским королем началась торговля, а Эрин и Дублин перешли к нему миром. Мать Эрика, которая попыталась взять раненого Олафа в плен, могла бы спастись бегством, когда Волк послал за ней, но ослушаться воли своего отца она не могла.
Эрик улыбался, думая об отце.
Олаф дал Ирландии больше, чем взял. Он служил Аэду Финнлайту, сражаясь с яростным датским завоевателем Фриггидом. И в этой борьбе он сам стал ирландцем. В совместной борьбе за сохранение родного очага и семьи Олаф и его невеста-ирландка обрели любовь. Мергвин был свидетелем всех этих событий.
Улыбка Эрика стала суровой, когда ветер ринулся ему навстречу, и соленые брызги омочили лицо. Датчане, которые до сих пор терзали набегами ирландское побережье, называли его Волчьим отродьем, или Повелителем грома, потому что, когда он сражался, казалось, земля сотрясается.
И эта земля будет сотрясаться, поклялся он про себя. Его ненависть к датчанам была врожденной, он был уверен в этом. Его просили приехать сюда, чтобы дать им бой.
Альфреду, саксонскому королю, удалось, наконец, объединить своих рыцарей против датчан, которые обрушились на их землю, стремясь во что бы то ни стало удержать Уэссекс, Сассекс и южное побережье Британии.
Ролло, друг Эрика и его правая рука, неожиданно возник рядом с ним.
— Эрик, похоже, нас ждет какой-то странный прием. — Мощный, как старый дуб, Ролло указывал через плечо Эрика в направлении берега.
Огромные деревянные ворота портовой крепости были наглухо закрыты. На стенах — вооруженные люди.
Эрик почувствовал холодок, побежавший по спине.
— Это ловушка! — прошептал он.
И действительно, потому что, когда корабли вошли в гавань, он ощутил запах кипящей смолы, которую готовили, чтобы лить со стен крепости.
— Клянусь кровью Одина! — прорычал Эрик.
Ярость ослепила его. Послы Альфреда приехали в дом его отца. Английский король умолял его приехать, а теперь это!
— Он предал меня. Король Уэссекса предал меня!
Лучники бежали по стене. Они целились в мореходов. Эрик снова выругался, но вдруг замолчал.
Что-то привлекло его внимание при новой вспышке молнии. Какое-то сияние. Он увидел, что на стене стояла женщина, и сияние исходило от ее волос.
Она стояла среди лучников и отдавала команды.
— Клянусь Одином, и Христом, и всеми святыми! — взвыл Эрик.
Туча стрел полетела в них. Эрик уклонился от стрелы, пущенной женщиной, и она вонзилась в голову дракона, не причинив ему вреда. Послышались стоны раненых. Эрик в ярости сжал челюсти.
— Мы быстро приближаемся к берегу, — предупредил его Ролло.
— Тогда так тому и быть!
Эрик повернулся к своим воинам. Его голубые глаза были ледяными от ярости.
— Нас позвали сюда на помощь! Нас просили помочь здешнему королю в его правой борьбе! — кричал он своим воинам. — Но нас предали! — Он стоял, не двигаясь, затем поднял меч. — Клянусь зубами Одина и кровью Христа! Клянусь домом моего отца, мы не простим измены! — Он помолчал. — Викинги! Вперед!
Корабли подходили к берегу. Ролло взял свой отточенный с двух сторон топор, самое ужасное оружие викингов. Эрик отдавал предпочтение мечу. Он называл его «Мститель», и тот оправдывал свое название.