— Эрин, в моем сердце и в моей памяти всегда останется любовь к Гренилде, но эта любовь подобна той, что ты испытываешь к своему погибшему брату. Это не имеет ничего общего с любовью, которую я испытываю к тебе. Ты наполнила собою мою жизнь и мое сердце, моя изумрудная красавица. Ты очаровала меня с первого взгляда, задолго до того, как я понял, что ты взяла мое сердце своими хрупкими руками. Ты околдовала меня своим совершенством, и я уже не мог прикоснуться к другой женщине. Но ты презирала меня так сильно и так ясно давала это понять.
— Так ясно давала понять! — воскликнула Эрин, слабо улыбаясь сквозь слезы, которые по-прежнему застилали ей глаза. — С таким трудом давала понять, мой лорд! К моему стыду, я была как мягкая глина в твоих руках, я жаждала их касаний. — Она остановилась на мгновение, ее губы дрожали, и в ее голосе слышался трепет.
— Моя ирландка, никогда, никогда с той минуты, как ты произнесла мое имя, с той минуты, когда я смог поверить, что ты можешь полюбить викинга, и из всех викингов — Норвежского Волка, я не переставал любить тебя. — Он усмехнулся. — Викинги горды, моя любовь, как и ирландские принцессы.
Нежный смех пронесся в воздухе как мелодия, которая была прекрасной песней изумрудной Ирландии. Теплота этой мелодии наполнила Олафа, и он смотрел на свою принцессу с величайшей нежностью, заметив, что боль постепенно исчезала из ее глаз, и они обрели привычное выражение.
Исцеление, наконец, началось; они избавились от прошлого и похоронили страдания. Была зима, а впереди — весна и еще много счастливых цветущих весен.
Олаф поцеловал ее в лоб.
— Пошли, моя любовь. Твой отец безумно хочет видеть тебя. И Грегори, и Брайс…
— И Лейт! — перебила Эрин. — О, Олаф! Я так скучала по нему. Я ужасно хочу увидеть его. Взять его…
— О нашем сыне хорошо заботятся самые добрые руки, — сказал Олаф тихо. — Но нам предстоит долгая дорога домой, и пора отправляться.
Он взял жену на руки и посадил на могучего черного коня, потом легко вспрыгнул сам. Они молчали, пока ехали к лагерю, они были счастливы. Эрин улыбалась, прильнув к его широкой груди и сильным рукам, мечтая о своем.
Олаф не упал на колени, не умолял ее о прощении. Но это было не важно, так как он признался в своей любви гораздо красноречивее, чем она могла ожидать. Он был Норвежским Волком и Волком из Дублина, думала она гордо.
Они остановились перед остатками датских укреплений. Эрин обернулась и увидела, что Олаф задумчиво смотрит вперед.
— Что такое, мой лорд? — спросила она тихо. Она почувствовала, что его руки обхватили ее еще крепче.
— Я только что думал о словах старого друида, моя любовь. Он очень мудрый человек. Моя душа снова вернулась ко мне, и не потому что датчанин мертв, а потому что ты подарила мне жизнь.
Олаф стоял перед очагом, глядя на сцену в большой зале, легкая улыбка окрасила его мужественное лицо.
Рождество Христово в этом году Ард-Риг со всей семьей праздновал в Дублине, считая, что Эрин не должна больше путешествовать с тех пор, как она испытала так много страданий в течение двух полных лун, которые миновали со дня рождения его внука.
Так королевская резиденция из камня и извести познала теплоту и веселье, каких раньше не видывала. Ирландцы старались объяснить значение этого праздника норвежцам, которые время от времени посылали молитвы Одину, чтобы он простил их и избавил от наставлений, так как желали больше всего поскорее сесть за стол.
Сам Ард-Риг отчаянно спорил с Сигурдом, который внутренне протестовал, но, в конце концов, смирившись, надел христианский плащ.
Маэве не обращала внимания на веселье в зале и занималась Лейтом, так как Эрин, как хозяйка, была занята гостями. Брайс и Эрик, как обычно, говорили о лошадях, а Беде следила за ребенком Гвинн, Патриком, начинающим ходить, чтобы Гвинн передохнула немного и посидела со своим мужем.
Это дом, думал Олаф, действительно родной дом.
— Ты печален, лорд Олаф.
Он повернулся, подняв бровь, и увидел человека, который обращался к нему.
— Нет, не печален, Мергвин, — сказал он. — Я только считаю подарки богов.
Мергвин таинственно улыбнулся, и на его обветренном лице появились мелкие морщины.
— Я снова читал твои руны, лорд Олаф.
— Да? — переспросил Олаф, устало улыбаясь. Он научился не сомневаться в мудрости друида.
— Да, читал. Дни твоих завоеваний прошли, Повелитель Волков.
Улыбка Олафа стала шире.
— Это, старец, не слишком великое откровение предсказателя судьбы. У меня есть то, чего я желал, и я не хочу идти дальше.
Мергвин опустил глаза и, когда снова поднял их, они стали серьезными и мудрыми.
— Ты прекратишь свои вторжения, Повелитель Волков. Но ты не сможешь положить конец потокам тех завоевателей, которые жаждут новых земель и придут на эти берега.
Олаф сглотнул, у него защемило сердце.
— Ты говоришь мне, друид, что сюда придут люди, и я ничего не смогу сделать? Что я не имею никакого влияния на этой земле?
— Нет, Повелитель Волков, — сказал спокойно Мергвин. — Я говорю только, что ты не сможешь изменить то, что предначертано в будущем. Ты останешься сильным и долго будешь жить в здравии, твои дети вырастут тоже сильными. Круг замкнулся для тебя, Повелитель Волков. Пришло время пожинать урожай, произрастать и плодиться. Ты окончил свои войны и обрел мир. У тебя действительно есть то, что ты искал.
Взгляд Олафа устремился мимо друида. Сверкающая нордическая синева коснулась его жены, которая грациозно прошла в залу из кухни. Она была в зеленом сегодня. Прекрасном темно-зеленом. Цвет одежды гармонировал с ее глазами и противостоял роскошным волосам цвета полночи, этому спадающему каскаду эбенового шелка, украшенного изумрудами. Но драгоценные камни были ничто по сравнению с ее глазами, которые она устремила на него, как будто почувствовав его взгляд.
Мергвин увидел, как она нежно, с любовью, улыбнулась Олафу. Бушующая буря страсти всегда рождалась между ними, такими сильными, такими гордыми и такими мудрыми.
— Извини, друид, — прошептал Олаф, и поднялся на встречу жене.
Мергвин сел у очага, он снова улыбнулся, когда увидел, как величественный король Дублина подошел к своей ирландской принцессе. Вокруг них установилась аура, думал Мергвин. Аура золота, солнца, власти и силы.
Он вдруг засмеялся. А мир? У них не будет абсолютного согласия, Они будут постоянно спорить все годы, их характеры так же сильны, как и их страсть! Но в основе их отношений всегда будет любовь, такая же верная и сильная, как земля и холмы.
Вековые морщины на его худом лице углубились, пока он продолжал смотреть на королевскую чету. Золотой викинг в своем темно-малиновом плаще наклонил голову и зашептал что-то зеленоглазой красавице, смотревшей на него изумрудным взором, в котором горела страсть. Она прошептала что-то в ответ, потом оба оглядели залу, где все казались радостными и довольными, беззаботно проводящими этот зимний вечер. Они снова посмотрели друг другу в глаза, смелый сияющий синий и глубокий чувственный изумрудный, и потом, как странствующие влюбленные, они соединили руки и ушли от своих веселящихся гостей, направляясь к лестнице. Волк взял свою принцессу на руки и понес наверх. Мергвин все еще смотрел на них и видел, как нога Олафа захлопнула тяжелую деревянную дверь за ними.