– Ну как, командир, – не без злорадства поинтересовался Ефимов. – Ты все еще собираешься придерживаться ведомственных инструкций?
– Отставить болтовню! – огрызнулся Демидов. – Уходим в Цнорисцхали, на обратном пути наведаемся к Рахматулле.
– А с этим что делать? – спросил Локис, кивая на притихшего Абддуллу.
– Пусть валит, – отмахнулся Купец. – Его свои же кончат, если он начнет болтать лишнее. Так что нам мараться не придется…
Закаев буквально клокотал от душившей его злобы. После внезапного появления этих двух, или сколько их там было, русских его начали преследовать сплошные неудачи. Мало того что было уничтожено две сотни тротила и рассекречено селение, где хранился арсенал для предстоящей большой акции, так эти негодяи сорвали обстрел аула Кардаге и бесследно исчезли. Посланные с Асланом люди привели только шестерых сбежавших рабов. Тем же, кого он отправил вместе с Магомедом, повезло еще меньше. Они не только не обнаружили русских, но и умудрились напороться на моторизированный патруль «федералов». Это оказалось настолько неожиданным для обеих сторон, что бой получился скомканным, без потерь. Магомед быстро опомнился и отвел своих людей назад. Но и «федералы» не оплошали, вызвав на подмогу «вертушки». К счастью, Магомед к тому времени успел скрыться. Рахматулле и его бойцам пришлось срочно уходить в заброшенный горный аул Дагтари. Теперь перед ним стояла серьезная проблема – начинать Большой Джихад немедленно или дожидаться эмиссаров из-за границы. По большому счету, они Закаеву были не нужны; весь план он придумал самостоятельно и не собирался ни с кем делить эту «славу».
Пройдясь по земляному полу маленькой сакли, Рахматулла выглянул из нее, осмотрел улицу, где отдыхали переведенные на полевые условия бойцы, и громко позвал сына:
– Аслан! Зайди ко мне и позови Магомеда!
Когда они вошли в саклю, Рахматулла встретил их лежа на кушетке, застеленной бараньими шкурами.
– Курьер из Кардаге вернулся? – спросил он, не меняя позы и не предлагая вошедшим сесть.
– Да, отец, – кивнул головой Аслан. – Он рассказал, почему сорвалось нападение. Нас кто-то предал…
– Плевать мне на этот паршивый аул! – повышая голос до крика, перебил его Рахматулла. – Вы оба прекрасно знаете, о чем я спрашиваю. Сколько людей готово выступить под знаменем Аллаха? Вот что меня интересует! Магомед, ты связывался с Гасаном?
– Конечно, имам! – торопливо проговорил тот. – Он сказал, что у него полторы сотни хорошо подготовленных бойцов и два десятка шахидок, готовых умереть во имя Аллаха…
Закаев сел на топчане, опустив ноги на пол.
– Свяжись с ним еще раз и передай, чтобы послезавтра он направил пять шахидок в Буйнакск. Две из них должны взорвать городской рынок. Еще две пойдут в Институт предпринимательства, а одна – в университет… Все пять взрывов должны произойти в один день! Всех бойцов пусть приведут сюда, в Дагтари. Всех – и готовых, и не готовых!
– Отец, это опасно, – осторожно вставил Аслан. – Русские патрулируют дороги…
– Пусть идут по Богосскому хребту! – не дал договорить сыну Рахматулла, сердито сверкнув глазами. – Так будет значительно короче и безопаснее.
– Над хребтом часто барражируют военные «вертушки», – не сдавался Аслан, хотя прекрасно понимал, что его настойчивость может ему дорого обойтись.
– Я сказал, чтобы все до единого бойцы были в Дагтари! – срываясь на крик, повторил свое приказание Закаев. – Пусть обратятся к этому мешку с дерьмом в Тиндидаге, у него есть проводники. Все, убирайтесь оба и не злите меня больше!
Оставшись в сакле один, Рахматулла достал бутылку дагестанского коньяка и, плеснув немного в чашку, залпом выпил. Взрывы в Буйнакске нужны ему были для того, чтобы местные власти, как всегда бывало в таких случаях, начали стягивать в город войска, ослабляя окрестные гарнизоны и упрощая тем самым Рахматулле захват селений горного Дагестана. Закаев был реалистом и прекрасно осознавал: то, что удалось когда-то в Чечне, вряд ли возможно в его родном Дагестане. Россия совсем не такая, какой была в начале девяностых годов. Власть стала значительно сильнее и тверже при наведении порядка. Но спровоцировать беспорядки, посеять страх и неуверенность у жителей республики было вполне реально. Необходимые средства и надежные люди для этого у Рахматуллы имелись. А что с ними будет потом, когда все задуманное Закаевым свершится, Рахматуллу не интересовало, поскольку он намеревался навсегда покинуть страну и попросить политического убежища, выдавая себя за борца с тоталитарным режимом.
К учебному лагерю боевиков под Цнорисцхали разведчики вышли только утром. Виной всему был внезапно разразившийся ливень, заставший их на самом перевале. Небо, всего несколько минут назад чистое и безоблачное, буквально на глазах затянулось тяжелыми низкими тучами. Темнота накрыла горы, подобно черному бархатному занавесу, подул резкий пронизывающий ветер, и яркий зигзаг молнии на миг рассек черноту, а через несколько мгновений прогремел гром. Десантники не успели опомниться, как сплошная пелена дождя окружила их. Идти дальше стало невозможно, поскольку ничего не было видно, но стоять на месте тоже опасно, потому что стекавшие с гор потоки воды стремительно превращались в бурные реки, способные снести все на своем пути.
– Черт! – выругался шедший впереди Демидов, прижимаясь спиной к отвесной стене, тянувшейся вдоль тропы. – Вот же не было печали! Разворачиваемся назад, парни. Я тут недалеко видел карниз над дорогой, попробуем под ним переждать.
Предложение Купца казалось вроде бы правильным, но карниз, о котором он говорил, остался километрах в трех позади. Возвращаться к нему предстояло в темноте, под проливным дождем и усиливающимся ветром.
– Леха! – прокричал Локис. – Может, стропу пропустим по рукам? Как бы нас не смыло на хрен…
Опасения Локиса были, в общем-то, излишни. Тропу, на которой их застал ливень, отгораживал от пропасти высокий, метра в полтора, бетонный бордюр. Если бы кого-то из десантников потоком сбило с ног и понесло вниз, он непременно задержался бы у бордюра. Но при этом мог получить весьма серьезные травмы.
Из-за шума дождя и порывов ветра Демидов не услышал Володю. Повернувшись к стоявшему у него за спиной Ефимову, Купец перехватил радиста за ремень и слегка подтолкнул его вперед. Остальные разведчики последовали его примеру. Теперь направляющим оказался Андрей Чернов, шедший до того замыкающим. Нащупывая в кромешной темноте стену, разведчики начали продвигаться вперед. Узкая каменистая тропа, по которой шли десантники, стала скользкой и опасной, крупные камни, скатывавшиеся с гор в грязных потоках воды, били по ногам; правда, от серьезных травм спасали специальные «ботинки диверсанта» на твердой подошве и с жесткими голенищами.
Локис оказался в середине цепочки. Впереди шел Миша Зотов; сзади, вцепившись в плечо, двигался Семен Чижиков. «Винторез» Володя закинул за спину, чтобы обе руки были свободны. Три километра в обычных условиях они преодолели бы за каких-нибудь пять-шесть минут, а теперь на это потребовалось не меньше сорока минут. Дойдя до карниза и укрывшись под ним, разведчики быстро поняли, что он практически не спасет от дождя и ветра. Единственное, чем он мог бы помочь в той или иной степени, это уберечь их от селевого потока, да и то если он не будет слишком большим и бурным. Природа продолжала неистовствовать, потоки дождевой воды становились все шире и начали затапливать саму тропу. Володя чувствовал, как его ноги, несмотря на специально разработанный супернадежный протектор ботинок, скользят по камням, и пытался до предела вжиматься в каменную стену, нашаривая новые, более надежные выступы на ней, но делать это становилось все труднее. Вниз тянул и увесистый рюкзак за плечами. Володя не мог видеть, что происходит вокруг него, но догадывался, что и остальные испытывают такие же трудности. Он продолжал лихорадочно нащупывать что-нибудь такое, за что можно было зацепиться надежнее. Неожиданно его рука наткнулась на что-то металлическое, и через секунду Володя сообразил, что это страховочное кольцо. Очевидно, его оставили тренировавшиеся когда-то здесь альпинисты. Крепко ухватившись за него одной рукой, Володя попытался достать из кармана стропу, но вспомнил, что оставил ее в карагачевой роще.