– Вы как будто мину ищете, – пошутил Локис. – «Стойте там, где стоите», – повторил он слова командира, – шарите, будто заправский сапер…

– Я ищу хоть какой-нибудь след, который нам укажет направление посадки самолета, – ответил Коноваленко, продолжая работать закоченевшими пальцами, – а он должен быть. Не могла такая махина не оставить колеи.

Капитан встал, еще раз осмотрел исковерканное шасси, прикладом автомата прочертил линию и сверил направление по компасу.

– Ну, – несколько облегченно вздохнул капитан, – теперь хоть будем искать не вслепую. – Он подышал на руки и надел рукавицы. – И время сократим, и силы. Значит, касание было здесь или где-то чуть раньше, – задумался Коноваленко, – а здесь они завалились на фюзеляж. Как считаете, – обратился он к подчиненным, – сколько их могло протащить по льду?

– Если не было никаких столкновений с торосами или еще чем, то километров пять-шесть, – предположил Кондратьев, – не меньше.

– Значит, время поиска сокращается до шести часов, – констатировал капитан, – а это уже подвижка. Ну, двинули к палатке, а то ужин остынет, – приказал он и первым засеменил по снегу, поглядывая на компас. – Шкерты наматывайте на руку, – посоветовал он не оборачиваясь.

Подбадриваемая мыслью о горячей пище, до палатки вся троица добралась быстро.

– Карпушенко, накрывай на стол! – бодро гаркнул Локис, откинув полог палатки, и замер на месте как вкопанный. В спину ему толкнулись Кондратьев и капитан, и тоже остановились, пораженные увиденным.

В палатке царил неимоверный хаос: разбросанные и раздавленные консервы, перевернутые коробки, сплющенная, словно ударом кувалдой, рация и антенна спутниковой связи. И посреди всего этого беспорядка лежал окровавленный радист. Тело его было изуродовано, словно кто-то пытался расчленить его на части, но не успел довести дело до конца.

– Быстро! – коротко бросил капитан, и все трое моментально выскочили из палатки, нырнув в снег и приняв круговую оборону. Предупреждающе заклацали затворы.

– Кондратьев? – спросил командир.

– Ничего, – коротко ответил подчиненный.

– Локис?

– Ничего.

– Кондратьев, остаешься наблюдать. Локис, за мной, – приказал капитан и нырнул в палатку.

– Это что за хрень такая? – настороженно поинтересовался Володя, более внимательно оглядывая картину совсем еще недавней расправы.

– Ты слышал что-нибудь в эфире? – в свою очередь спросил командир.

– Нет, – Володька отрицательно покачал головой.

– И я ничего не слышал, – отозвался из-за палатки Кондратьев.

– Странно… – Командир был сосредоточен. – Следов борьбы не видно. Непонятно. Карпушенко прекрасный боец, и не оказал никакого сопротивления, не подал никакого сигнала. Странно… – повторил капитан, внимательно осматривая палатку.

– Как не сопротивлялся? – возразил Локис. – А это разве не следы борьбы? – он указал на разбросанные вещи.

– Это следы погрома, – уверенно ответил капитан. – Сначала расправились с Карпушенко, а потом принялись крушить все, что попадалось на глаза.

– Вы думаете? – недоверчиво переспросил Володя.

– Я знаю, – уверенно ответил капитан. – Ладно, панихиду будем справлять дома. Локис, прибери здесь, посмотри, что уцелело, – отдал он распоряжение, – а я займусь телом. Кондратьев, – обратился он к постовому, – ужин никто не отменял.

– Понял, Олег Петрович. – Через секунду он появился в палатке. – Может, медведь наведался? – предположил он, тоже повнимательнее присмотревшись к месту трагедии. – Карпушенко разогревал консервы, вот косолапый на запах и пришел…

– Возможно, – уклончиво ответил командир, – только не время им сейчас голодать и нападать на людей. Лето. Рыбы полно, моржа, тюленей. Непонятно… – повторил он со вздохом. – Ладно, ребята, давайте за дело, – напутствовал их командир, взял на руки изуродованное тело своего товарища и вышел из палатки.

Коноваленко положил коченеющее тело возле аэросаней, расстелил на снегу парашют связиста и аккуратно завернул в него тело.

– Я этого «мишку» найду, Толя. Кем бы он ни был, кишки я из него буду вытягивать медленно-медленно… – пообещал капитан погибшему товарищу, укладывая тело в аэросани.

Глава 17

Тем временем пассажиры потерпевшего аварию лайнера, оправившись от первого потрясения, приходили в себя, пытаясь хоть как-то наладить быт и обсуждая перспективы своего спасения.

С бытом более или менее было все понятно. За неимением ни строительных материалов, ни инструментов, пассажиры стали обживать корпус самолета. Зияющий провал оторванного хвоста кое-как задрапировали пластиком и материей. Внутри на куске металла соорудили костер, а чтобы не задохнуться от дыма, открыли ближайший иллюминатор. Получился двоякий эффект: с одной стороны – всячески старались обогреться, а с другой – впускали через проем в борту холод. Но горючий материал, который нашелся на борту воздушного судна, не шел ни в какое сравнение с углем или дровами, дым от него был едкий и вонючий, так что частичкой тепла все же пришлось пожертвовать.

Но человек устроен так, что, кроме тепла, ему еще надо есть и пить. И если с водой проблем не было – целый остров льда, то с едой было туго. Воздушные пассажиры, в отличие от железнодорожных, редко берут с собой еду. Рейс длится не долго, еду предлагают на борту, да и платить за лишний вес ни у кого нет желания. Поэтому вареных яиц, жареных курей и прочей снеди ни у кого из потерпевших крушение не было. Разве что детское питание и печенье, которое одна из заботливых мам купила своему малышу перед полетом.

Но и смесь, и сладости уже давно были съедены вместе с запасом продуктов, которые были на борту судна. Оставалось несколько запечатанных в целлофан пайков, которые Патрик О’Брайан, выживший пилот и две стюардессы решили оставить для детей. Эта четверка и образовала костяк неформальных лидеров. Пилот и стюардессы – по роду службы, к тому же у пилота было оружие. А Патрик настолько хорошо ориентировался в обстановке и нуждах людей, настолько был приветлив и незлобив, настолько грамотно и грозно пресекал несправедливость, что вся троица без колебаний приняла его в свой круг.

– Держи, – сильно порезавшийся пилот протянул О’Брайану пистолет погибшего командира. – Я, конечно, верю в человеческое начало и людской разум, но когда дело доходит до дележки, люди мало чем отличаются от зверья…

Патрик с благодарностью принял оружие и с ответственностью – роль вожака. Пилот был не в счет. От многочисленных порезов он потерял много крови и передвигался с трудом. Возникни на борту бунт, он вряд ли смог бы оказать хоть какое-то сопротивление.

А мятеж назревал. Кроме еды, питья и тепла, человеческому организму требуется еще и отдых. Какие бы нервные потрясения он ни испытал, а без сна человеку не обойтись. И едва только люди стали устраиваться на ночлег, как возникли первые трения, едва не переросшие в потасовку.