– Договорились! – доставая из кармана галету, Фоминых жизнерадостно ухмыльнулся. – Удачной ловли, рыбаки!
Ильясов бросил в воду свою снасть. Увлекаемый алюминиевой пуговицей, использованной вместо грузила, импровизированный крючок, с привязанной к нему красной ниткой, нехотя скрылся под поверхностью воды. Потянулись минуты ожидания. Отработавшие веслами долговязый омич с несколько странной для почти двухметрового лба фамилией Маленький и уроженец Питера Алтынов передали их Фоминых и Крёмину.
Дожевывая галету и ухмыляясь, Петька энергично загребал своим веслом и, не отрываясь, смотрел в сторону напряженно сосредоточившегося Ильясова. С одной стороны, ему очень хотелось, чтобы Ринат поймал хоть какую-нибудь рыбину. А с другой – край как не хотелось кукарекать… Неожиданно Ильясов ожил и резко дернул руками, как будто что-то подсек. Однако по разочарованной мине на его лице было понятно, что рыба сошла с самодельного крючка, совершенно лишенного «бородки».
– Ринатка! Ждем-с, ждем-с! – Фоминых ухмыльнулся, подмигивая Ильясову.
– До трех раз! – покосившись в его сторону, объявил тот. – С учетом качества снасти.
– Лады! – согласился Петька. – Давай еще две попытки.
Минут около десяти снасть болталась где-то под водой, пока на нее вновь не позарился какой-то обитатель моря. И снова добыча сошла с крючка, даже не показавшись на поверхности. Вытащив снасть, Ринат отогнул крючок вбок, чтобы тот гарантированно мог зацепиться в пасти рыбы. И снова эта совершенно хлипкая снасть ушла под воду. Однако на сей раз всего через пару минут что-то резко дернуло нитку и… Ильясов выволок на поверхность крупную рыбину, по виду напоминающую иваси. Общее «Ух ты!..» сопровождало это, в общем-то, для всех довольно-таки неожиданное явление.
Горемычно вздохнув, Фоминых откашлялся и басовито заорал во всю глотку:
– Ку-ка-реку-у-у-у!..
Морпехи отреагировали на это взрывом смеха, ожидая продолжения, однако оно не последовало.
– Тихо ты! – цыкнул на него Ринат. – Разорался! Рыбу распугаешь. Толя, займись уловом. Почисти, что ль… – он подал свою добычу Сливченко.
– Хороша рыбешка! – удовлетворенно отметил тот, доставая нож. – Только вот есть ее придется сырой.
– Ничего, – облизнулся Лукинов, – было бы что есть, а желудок все переварит. Кстати, а может, еще у кого-нибудь булавка найдется? Сейчас еще одну удочку соорудим, еще и на ужин наловим…
Но булавок больше ни у кого не обнаружилось. Впрочем, Ринату на свою снасть удалось поймать еще две рыбы, после чего клев прекратился.
– Видимо, под нами шел косяк, вот Ринату кое-что и удалось поймать, – глядя на океан, резюмировал Матвеев. – Сейчас мы с косяком разошлись, поэтому рыбы нет. Ну что ж, и это подспорье. Молодец, Ильясов! Объявляю благодарность. А рыбу, никуда не денешься, есть придется сырой. Там на баке в рундучке должно быть немного соли. Ну-ка, гляньте…
– Есть соль! – обрадованно сообщил Леха Маленький. – С полпачки примерно.
Несколько минут спустя, морщась и сокрушенно вздыхая, морпехи жевали сырую рыбу, слегка ее подсаливая – сильно солить Александр запретил, чтобы потом не потребовалось дополнительного количества пресной воды.
– Смотрите! Это что за чудо природы?! – неожиданно послышался голос Злыднева, который указывал рукой куда-то в сторону юго-запада.
Все прочие, повернувшись в ту же сторону, увидели над волнами вытянутый вверх хвостовой плавник громадной акулы. Не менее чем восьмиметровая туша, буровато окрашенная в мелкое светлое пятно, вынырнув неведомо с каких океанских глубин, вновь ушла под воду.
– Вот это зверюга! Такая весь наш бот проглотит – не подавится… – подивился Вол, вопросительно обернувшись к Матвееву. – Командир, может, ее из автомата?
– Не надо! – Александр безмятежно махнул рукой. – Эта «зверюга» совершенно безобидная. К тому же очень редкая. Это китовая акула, так что не будем ее обижать.
– Эх, а мяса-то в ней сколько… – покончив со своей порцией рыбы, вздохнул Лукинов. – М-м-м… Слушайте, есть идея! А что если нам сюда приманить обычную акулу и грохнуть ее из автомата? Проблема с питанием на ближайший месяц будет решена.
– Предлагаешь себя в качестве живца? – хохотнул Алтынов.
– А почему бы и нет? – с азартом заговорил Борька. – Говорят, акулы даже издалека чувствуют человека, оказавшегося в воде. Ну вот, пусть сюда и заявится какая-нибудь любительница жертв кораблекрушения. А мы ее – пиф-паф! – и ужин обеспечен. А? Давайте кто-нибудь линь, я обвяжусь и – в воду. Буду барахтаться, орать… А как только акула появится, вы меня – раз! – и обратно в бот.
– Товарищ капитан-лейтенант, вы как смотрите на это дело? – доставая из-под банки моток линя, поинтересовался Крёмин.
– Ну, попробуйте… – сдержанно улыбнувшись, Матвеев пожал плечами. – Только смотрите, чтобы Борис и в самом деле не оказался «живцом»!
– Ничего, мы с двух сторон будем держать акваторию на мушке, – Дедкин снял с плеча автомат, – лишь бы приплыла акулешка.
Обвязав себя линем, Лукинов соскользнул за борт и принялся барахтаться, дурашливо вопя:
– Помогите! Спасите! Тону!
Подстраховывавшие его Сливченко и Ильясов с невозмутимым видом хором декламировали под общий хохот:
– Ловись, рыбка, мала и велика! Ловись, рыбка, мала и велика!..
Не менее получаса пробарахтавшись в океане – благо вода здесь была довольно теплой, разочарованный Борька вернулся на борт бота. Выжимая одежду, он сердито пенял так и не появившимся акулам:
– Какие вы, на хрен, хищницы? Раздолбайки тупые! Тут такой кусок мяса плавал, а они даже ухом не повели. Мок, мок – и все понапрасну…
– Видишь ли, Боря, для акулы человек в смысле добычи где-то на последнем месте, – все так же сдержанно улыбаясь, пояснил Александр. – Мы для них не самые вкусные. Так же, как и акулы для нас. Поэтому шансы приманить сюда акулу были не велики. Особенно ту, которая не питалась людьми… Там в рундучке галеты еще есть?
– Так точно! – откликнулся Маленький. – Пять одиночных порций.
– Это пусть будет назавтра, на утро, – распорядился Матвеев.
…Ночь прошла на удивление спокойно и даже безмятежно. Океан, как бы желая наконец-то оправдать свое название, лишь покачивал бот на невысокой волне, время от времени обдавая его пассажиров легким бризом. Необычайно крупные звезды умиротворенно сияли с черного бархата ночного неба. Все свободные от вахты спали, сидя на банках, прислонясь один к другому. А вахтенные, чтобы незаметно для себя не уснуть, неустанно гребли и гребли веслами, плывя в неизвестность.
Когда на востоке запылала заря и из-за горизонта поднялось огромное, еще не разогревшееся светило, на фоне которого были хорошо различимы откуда-то взявшиеся чайки, над бескрайним водным простором раздался громкий возглас, самый радостный для всякого, кто оказался пленником океана: