Девушки бесшумно убежали, на носочках, и буквально через минуту вернулись в комнату с медной миской, наполненной теплой водой. В руках у них были мягкие шерстяные тряпочки. Они начали промывать раны Махмуда.
– Я человек добрый и ценю заслуги своих людей, – сказал Салад.
Он жадно смотрел на плавные движения красивых рук девушек.
– Да, командир, мы их уничтожили, – простонал Махмуд.
– Мой верный Махмуд принес мне еще одну победу! – не скрывая насмешки, произнес Салад. – Знаешь, каждый хороший воин хочет быть Искандером Великим. В древности был царь по прозвищу Огненный. Он решил повторить завоевания Александра Македонского – только теперь на западе, ведь восток к тому времени уже был завоеван. И вот он начал войну с одним провинциальным городком, который назывался Рим. В решающей битве Огненный царь победил, но при этом сказал: «Еще одна такая победа – и я останусь без армии». А Рим выстоял. – Салад подошел к девушкам, погладил одну из них по плечу. – Четырнадцать человек убито.
– Они профессионалы, – оправдывался Махмуд. – У них был снайпер. Ты, командир, знаешь, что хороший снайпер может выбить и больше.
– Шестеро раненых, – не обращая внимания на этот скулеж, продолжал Салад, – из них трое больше не смогут взять оружие в руки. Ладно, воины Аллаха должны умирать за Аллаха, но каким образом победил ты? Наверное, эти взрывы слышали и в Пакистане. Теперь каждый горный баран знает, что Салад взорвал в ущелье солдат. Когда надо было сделать все тихо и одного взять живьем… Кто же теперь рассчитается с нашим врагом? Может, пустим слух, что пророк Иса воскресил их?
– Мы не могли к ним иначе подступиться, – сморщился от боли Махмуд – девушка ноготками достала из его раны на голове небольшой осколок.
– Не могли, – задумался Салад. – После ранения тебе, наверное, трудно будет командовать моими людьми. К тому же у меня племянник подрастает…
Махмуд подавил прилив злобы и ровным голосом сказал:
– Ранение пустяковое, бывало и хуже. Знаешь, командир, а что, если в ущелье были не все десантники? Может, кто-нибудь из них еще остался? Кроме того, мы можем купить натовскую форму и переодеть наших. Они вполне сойдут за оставшихся в живых солдат.
– И кто, интересно, в это поверит? А если даже и поверят, на кого я буду похож? Чтобы Салад на собственной земле не выловил кучку неизвестно чьих солдат и не отомстил за своих людей? – Теперь полевой командир уже не скрывал своего гнева.
В дверном проеме показался телохранитель Джафар и целиком перекрыл его своим массивным телом.
– Командир, к вам Искандер. Просить?
При этом имени глаза раненого на мгновение вспыхнули ненавистью.
– Нет, я сам к нему выйду.
Салад вышел из комнаты, но буквально минуты через три вернулся. Он хлопнул в ладоши – девушки перестали заниматься раненым и посмотрели на своего господина.
– Я уйду, а вы его перевяжете – давайте, за бинтами.
Девушки бесшумно удалились.
– Мне надо срочно уехать. Искандер привез мне добрую весть. И тебе тоже нужно проехаться в горы. Рана ведь небольшая, ты ж мне только что сам сказал, – проговорил полевой командир.
Махмуд кивнул в знак согласия.
– Говорят, видели Зульфакара. Он вел незнакомцев в сторону Змеиного плато. Возьмешь своих людей и моих тоже. Еще с тобой пойдет мой племянник. Смотри, он у меня дерзкий. И запомни – за него ты отвечаешь головой. После того, как их поймаешь, едешь за мной и ждешь моего гонца… Можешь считать, что я даю тебе еще один шанс. – Салад развернулся и спешно покинул покой.
На горе с плоской вершиной находился кишлак Хаск Сартор. Он был совсем небольшой – десяток характерных для Афганистана глинобитных домов с плоской крышей. На краю над самым обрывом возвышались мечеть и стреловидный минарет, а на центральной площади был построен глубокий колодец с куполообразной крышей.
По всему было видно, что это древнее селение. Вокруг него по краям плоской вершины тянулась стена. Когда-то, в прошлые века, она была разрушена, но теперь ее восстановили. А вход в селение вел через массивные ворота – две сложенные из камней башни с бойницами, покрытые деревянной крышей. В глубине бойниц, если подойти вплотную, можно было заметить стволы крупнокалиберных пулеметов.
Это древнее селение, совершенно заброшенное уже в девятнадцатом веке, выбрал и отстроил для своего базового лагеря полевой командир Мустафа-Шурави. Срезанная гора возвышалась между двумя относительно плодородными – конечно, по местным меркам – долинами. Стремительные речки-ручьи, питающиеся талыми водами гор, бежали по ним. Вдоль речных берегов цепочкой, один за другим, лепились по семь-восемь афганских кишлаков. Почти в каждый со Срезанной горы можно было спуститься по своей тропинке. Получалось, что укрепленная база Мустафы-Шурави служила своего рода оборонительным фортом для мелких населенных пунктов двух долин.
В лагере царил порядок и распорядок: часовые на воротах и часовой-дозорный на минарете. Центральным штабом служил дом самого Мустафы-Шурави. Были здесь предусмотрены и дома для казарм и столовой. Сюда, в кишлак Хаск Сартор, что на местном языке означало «вершина горы, напоминающая медвежью морду», – крестьяне приносили провиант, своего рода плату за безопасность.
Боевиков на базе было немного – около тридцати человек. Да и боевиками назвать их было бы неправильно – скорее, это были профессиональные охранники или сводная милиция для защиты крестьян, жителей двух долин. В любой момент, если ситуация того требовала – например, если территория, подконтрольная Мустафе-Шурави, вдруг подвергалась нападению, – над минаретом дозорный поднимал воздушного змея. Ведь, как известно, запускать змеев и устраивать воздушные бои – одна из любимейших забав афганских мальчишек. А горный ветер всегда был готов помочь таким «игрушкам» взмыть в небо высоко и красиво. Поэтому не случайно змей был выбран в качестве сигнального знака – он не перечил местным традициям, и его было хорошо видно издалека, даже из низин.
Если над базой взвивался ширококрылый бело-зеленый змей, то крестьяне дружно бросали свои дела и брались за оружие. У кого не было «калашникова» или «М16», брали то, что хранится в семье. Бывало, старики доставали из сундуков свои «буры» – старые, еще ХІХ века, времен Бурской войны в Африке английские винтовки «Ли-Энфилд». Таким образом, быстро собиралось крестьянское ополчение, численность которого могла доходить до двухсот-трехсот человек.
Мустафа-Шурави не вмешивался в жизнь крестьян, он только держал с ними договор, чтобы те не выращивали опиумный мак и коноплю. Не потому, что сочувствовал религиозным фанатикам, которые призывали расстреливать за наркотики, а потому, что прекрасно понимал: где опий и гашиш, там смерть и бесконечная война. А Мустафа-Шурави все-таки добился того, что на этом клочке земли уже несколько лет держался мир. Хотя крестьянам и приходится практически полностью самостоятельно обеспечивать себя продовольствием, однако безопасность отчасти была им обеспечена.