Алексей и Вадик работали вместе. Быстро осматривая местность в прицел и выискивая места возможного нахождения снайпера или пулеметчика, снайперская пара двигалась в передовой линии. БТР шли сзади, готовые в любой момент поддержать огнем. «КПВТ» калибра 14,5 миллиметра, установленный в башне боевой машины, в считаные секунды может разнести в маленькие кусочки любой каменный забор или стену кирпичного дома. Этот сверхмощный пулемет своими пулями просто разламывает любое препятствие, если не может пробить его. Недаром их еще используют и сейчас в локальных контртеррористических операциях.
Крайние дома села приближались, и напряжение росло. По ним пока никто не стрелял. Людей видно не было. Перед решающим броском десант залег, подтягивая отстающих и выравнивая линию. Алексей улегся за холмиком и тяжело дышал, неторопливо осматривая в оптику заборы и улицы, ведущие в село. Сзади замерли БТР с работающими двигателями, и их стрелки, вращая колесики наводки, наводили прицелы на окна и чердаки. Стволы крупнокалиберных пулеметов нацелились на жилые дома. Гранатометчики вместе со своими вторыми номерами, которые были до предела нагружены запасными гранатами, грамотно заняли позиции на возвышенности, контролируя все село в пределах досягаемости их оружия. При малейшем сопротивлении на незащищенный населенный пункт был готов обрушиться шквал огня. Чижов окинул взглядом всю линию десанта. Передовые группы накапливались перед тремя улицами, которые вели в Самашки. «Ну, сейчас пойдем...» – вздохнул он нервно, коснулся плеча Вадика и проговорил:
– Я первый, ты прикрываешь. Дойдем до того каменного белого дома на углу, видишь? Ты смотришь вправо, я влево. Задача – контролировать улицу. После ракеты и двинемся.
Рамазан был дома, когда к нему прибежал запыхавшийся сосед.
– Там русские уходят! – с порога выпалил он. – Вся часть, что у нас стоит! Все бросают, казарму, машины, оружие. Давай бегом туда, все наши уже собрались, стоят возле ворот!
Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, пока Рамазан одевался. Тимур был неплохим парнем, но возможность поживиться за чужой счет не оставила его равнодушным. А в голове у Рамазана стучала одна мысль: «Русские уходят... И что же теперь будет? Сто процентов – война». Обстановка в республике давно накалялась, приезжий генерал будоражил чеченцев призывами к независимости и внушал им твердую уверенность в том, что теперь уж они заживут хорошо, не хуже, чем в Эмиратах. Власти России стали спешно выводить войска из республики, до конца не осознавая, во что это может вылиться.
...Выйдя из ворот, они повернули направо и быстрым шагом двинулись вниз к речке, протекавшей на окраине села. Там во времена советской власти размещался мотострелковый полк, затем его в перестроечные годы начали постепенно сокращать, вывезли большую часть военной техники и людей. В больших каменных казармах, обнесенных колючей проволокой, теперь оставались не более двухсот человек, которые охраняли оставшееся вооружение и самих себя. В чеченском селе к солдатам относились неплохо, провокаций и драк не устраивали. Женщины всегда подкармливали солдат при первой возможности, помня о том, что где-то сейчас служит их сын или родственник. Но так было до поры до времени. С приходом Дудаева сначала глухо, а потом все громче и громче заговорили о независимости республики. А раз независимость, то обойдемся и без российской армии. Присутствие советской военной части стало раздражать население, и по ночам часовых на вышках начали обстреливать, хотя до прямого нападения, так, чтобы силой ворваться на территорию полка, дело пока не доходило. Караульные ответный огонь не открывали, хотя имели на это полное право по уставу. Но устав действует только тогда, когда имеется сила, что его обеспечивает, то есть государство. А раз советское государство рухнуло, то выкручиваться из постоянно ухудшающейся ситуации власти любезно предоставили командиру полка. Он и запретил стрелять в ответ, так как знал, что если ранишь или убьешь кого-нибудь из местных, то появляться в селе солдатам и офицерам станет невозможно, хотя те и так без крайней необходимости из военного городка не выходили.
В середине дня по селу разнеслась весть, что военные уходят. Как и кто об этом узнал, было неважно. Большинство мужчин уже с утра как бы невзначай собирались в небольшие группы и шли к речке. Туда из села вела одна дорога, и Рамазан с Тимуром встретили множество знакомых. «Как на похороны идем, – мелькнуло вдруг в голове у Рамазана. – Все мужчины, только без головных уборов» (у кавказцев хоронят покойника одни мужчины, женщины на кладбище не ходят).
Почти все были возбуждены и озабочены возможностью предстоящей поживы. Но Рамазан заметил и невеселые лица у мужчин постарше. Они, конечно, не печалились по поводу расставания с русскими, хоть и знали многих офицеров, живущих в городке. Дело было в факте. Из республики уходила военная сила, и, кто займет это место и каким образом, было еще неизвестно. Надежды на регулярную чеченскую армию не было, она еще была не создана, и не было заметно никаких усилий со стороны Дудаева по ее образованию. Реальная военная сила принадлежала внезапно появившимся на политической арене республики каким-то полевым командирам, которые на собственные деньги содержали свои вооруженные формирования. В какую сторону они повернут оружие, не знал никто. Даже сами главари этих отрядов. Все было неустойчиво и неопределенно. Как и во время любых перемен.
Рамазан знал командира части подполковника Андреева. В течение трех лет его отец работал в военном городке плотником. Все лето Рамазан проводил с ним. Ему нравилось что-то делать своими руками и видеть, что у него действительно что-то получается. Подполковник заметил шустрого и смышленого пацана и всегда здоровался с ним. Однажды, когда у отца прихватило спину радикулитом, Рамазан пришел на работу вместо него и сам сумел поменять оконные рамы и вставить стекла в помещении штаба. Тогда Андреев взял его за руку и лично отвел в столовую полка, где и приказал поставить на офицерское довольствие. Несколько раз он замечал, как плотник с сыном скромно обедали, и всегда жалел парнишку, глядя, как он быстро уплетает взятую из дому немудреную еду. «Испортит желудок с детства, намучается», – мелькала у него мысль, и он обещал себе, что на утренней планерке обязательно отдаст распоряжение начальнику столовой, но все время забывал об этом.
Тогда Рамазан смутился и не хотел идти, но подполковник спокойно сказал ему:
– Пойдем со мной, я есть хочу, а ты компота выпьешь, если есть не будешь.
И взял его за руку. Рамазан пошел с ним, он не захотел, чтобы его посчитали дикарем, и не стал вырываться. Конечно, он съел все, что ему принесли, и солдатская еда после трудового дня показалась ему невероятно вкусной.
Дома он похвастался тем, что обедал с самым главным русским, который оценил его хорошую работу и налил сразу три компота. Отец все не мог выбрать момент, чтобы поблагодарить офицера, а когда нашел, то подполковник отмахнулся и сказал, что ему нравится, как они с сыном работают, и что они могут в любой момент заходить в столовую, он уже распорядился.
Дома мать спокойно вздохнула, зная теперь, что ее мальчишка может где-то поесть в течение дня.