Как раз в эту минуту господин де Сен-Люк входил через боковую.
Он знаком остановил четырех миньонов, собиравшихся уйти.
– Прошу прощения, господин де Келюс, – сказал он, поклонившись, – вы все еще живете на улице Сент-Оноре?
– Да, дорогой друг, а почему вы спрашиваете? – спросил Келюс.
– Я хотел бы сказать вам пару слов.
– О!
– А вы, господин де Шомберг, не будете ли вы так добры дать мне ваш адрес?
– Я живу на улице Бетизи, – сказал удивленный Шомберг.
– Ваш я знаю, д’Эпернон.
– Улица де Гренель.
– Вы мой сосед. А вы, Можирон?
– Я обитаю в казарме Лувра.
– Значит, я начну с вас, если разрешите, нет, пожалуй, с вас, Келюс.
– Великолепно. Мне кажется, я понял. Вы пришли по поручению Бюсси?
– Не стану говорить, по чьему поручению я явился, господа. Мне надо с вами поговорить, вот и все.
– Со всеми четырьмя?
– Да.
– Хорошо, но если вы не хотите говорить с нами в Лувре, потому что, как я предполагаю, считаете это место неподходящим, мы можем отправиться к одному из нас. Мы можем выслушать все вместе то, что вы собирались сказать нам каждому по отдельности.
– Прекрасно.
– Тогда пойдемте к Шомбергу, на улицу Бетизи, это в двух шагах.
– Да, пойдемте ко мне, – сказал молодой человек.
– Пусть будет так, господа, – ответил Сен-Люк и снова поклонился.
– Ведите нас, господин Шомберг.
– С удовольствием.
Пятеро дворян вышли из Лувра и взялись под руки, заняв всю ширину улицы.
За ними шествовали их вооруженные до зубов слуги.
Так они явились на улицу Бетизи, и Шомберг приказал приготовить большую гостиную своего дворца.
Сен-Люк остался ждать в передней.
Оставим ненадолго Сен-Люка в передней Шомберга и посмотрим, что произошло между ним и Бюсси.
Бюсси, как мы знаем, покинул тронный зал вместе со своим другом, раскланявшись с теми, кто не был проникнут духом придворного угодничания до такой степени, что мог не ответить на любезность столь опасного человека, как Бюсси.
Ибо в те времена господства грубой силы, когда личное могущество было всем, человек мог, если он был силен и ловок, выкроить в прекрасном королевстве Франция небольшое королевство для себя, как в географическом, так и в моральном смысле.
Именно так и царствовал Бюсси при дворе короля Генриха III.
Но в тот день, как мы с вами видели, Бюсси встретил в своем королевстве весьма дурной прием.
Лишь только друзья вышли из зала, Сен-Люк остановился и, с беспокойством глядя на Бюсси, спросил:
– Вы плохо себя чувствуете, друг мой? Вы так бледны, что, кажется, вот-вот потеряете сознание.
– Нет, – сказал Бюсси, – я задыхаюсь от злости.
– Ну хорошо, думаете вы что-нибудь предпринять в отношении этих бездельников?
– Еще бы, черт побери, вы сейчас увидите.
– Ну, ну, Бюсси, спокойствие.
– Да вы просто прелестны: «спокойствие»! Если бы вам наговорили половину того, что я сейчас выслушал, то, при вашем нраве, у нас было бы уже смертоубийство.
– Ладно, что же вы хотите делать?
– Вы мой друг, Сен-Люк, и дали мне страшное доказательство этой дружбы.
– Э! Дорогой мой, – сказал Сен-Люк, который считал, что Монсоро мертв и лежит в могиле, – пустяковое дело, не вспоминайте о нем, вы меня обидите. Разумеется, удар был отменный, и, главное, я его очень искусно выполнил, но это не моя заслуга, меня ему обучил король, пока держал взаперти в Лувре.
– Дорогой друг…
– Оставим же Монсоро там, где он находится, и лучше поговорим о Диане. Была она хоть чуточку рада, бедная малютка? Простила она меня? Когда свадьба? Когда крестины?
– Э, милый друг, подождите, пока этот Монсоро умрет.
– Что вы сказали? – переспросил Сен-Люк и подскочил так, словно наступил на острый гвоздь.
– Ах, милый друг, маки совсем не такое опасное растение, как вы было подумали, и он вовсе не умер от того, что упал на них. Совсем наоборот: он жив и злобствует пуще прежнего.
– Вот так раз! Это правда?
– Господи боже мой, да. Он только о мести и думает и поклялся убить вас при первой возможности. Вот так обстоят дела.
– Он жив?
– Увы, да.
– Кто же тот безмозглый лекарь, который выходил его?
– Мой Реми, милый друг.
– Как! Я просто опомниться не могу! – продолжал Сен-Люк, ошеломленный этим открытием. – А! Да ведь в таком случае я обесчещен, клянусь телом Христовым! Я-то объявил всем, что он мертв. Наследники встретят его в трауре. Нет, меня не смогут уличить во лжи. Я его доконаю при первой же встрече и вместо одного удара нанесу ему четыре, если понадобится.
– А теперь успокойтесь вы, дорогой Сен-Люк, – сказал Бюсси. – По правде говоря, Монсоро относится ко мне гораздо лучше, чем вы можете вообразить. Представьте себе: он думает, что вас на него натравил герцог. Он ревнует к герцогу. Я же считаюсь ангелом, бесценным другом, Баярдом, его дорогим Бюсси, наконец. Да оно и понятно, ведь это скотина Реми вызволил его из беды.
– И с чего только Одуэну взбрела в голову такая дурь!
– Что вы хотите! Понятия честного человека. Он воображает: раз он лекарь, значит, должен лечить людей.
– Да он не от мира сего, этот молодчик.
– Короче, Монсоро считает, что обязан жизнью мне, и доверяет мне свою жену.
– Ага! Понимаю. Это обстоятельство и позволяет вам более терпеливо ждать его смерти. Но, как бы то ни было, я просто не могу прийти в себя от удивления.
– Дорогой друг!
– Клянусь честью! Я как с неба свалился.
– Вы видите, что сейчас дело не в господине де Монсоро.
– Нет! Будем наслаждаться жизнью, пока он лежит пластом. Но предупреждаю, что к моменту его выздоровления я закажу себе кольчугу и распоряжусь обить мои ставни железом. А вы разведайте у герцога Анжуйского, не дала ли ему его милая матушка рецепта какого-нибудь противоядия. Пока же будем веселиться, милый друг, будем веселиться.