– Во вторник вечером, в этом же часу, сударыня, – ответил граф, – я буду у вас.
И, не прибавив ни слова, он поднялся и вышел.
Я следила за ним из окна; но он не ушел, а в свой черед спрятался в темном углу Турнельского дворца и, по-видимому, собирался охранять меня всю ночь. Каждое доказательство преданности со стороны этого человека поражало меня в самое сердце, как удар кинжала. Два дня пронеслись, словно один миг, никто не потревожил нашего уединения. Сейчас я не в силах описать все, что выстрадала за эти два дня, с тоской следя за стремительным полетом часов.
Наступила ночь второго дня, я была в подавленном состоянии, казалось, все чувства меня покидают. Я сидела, холодная, немая, по виду бесстрастная, как статуя, только сердце мое еще билось, все остальное мое существо словно уже умерло.
Гертруда не отходила от окна. Я сидела на этом же самом кресле, не двигаясь, и лишь время от времени вытирала платком пот со лба. Вдруг Гертруда протянула ко мне руку, но этот предостерегающий жест, который раньше заставил бы меня вскочить с места, не произвел никакого впечатления.
– Сударыня! – позвала Гертруда.
– Что еще? – спросила я.
– Четыре человека… я вижу четверых мужчин… Они идут к нашему дому… открывают дверь… входят.
– Пусть входят, – сказала я, не шелохнувшись.
– Но ведь это наверняка герцог Анжуйский, Орильи и люди из свиты герцога.
Вместо ответа я вытащила свой кинжал и положила его на стол перед собой.
– О, дайте я хоть взгляну, кто это! – крикнула Гертруда и бросилась к двери.
– Взгляни, – ответила я.
Гертруда тут же вернулась.
– Барышня, – сказала она, – господин граф.
Не произнеся ни слова, я спрятала кинжал за корсаж. Когда граф вошел, я лишь повернула к нему голову. Вне всяких сомнений, моя бледность напугала его.
– Что сказала мне Гертруда?! – воскликнул он. – Вы приняли меня за герцога и, если бы я действительно оказался герцогом, убили бы себя?
Впервые я видела его в таком волнении. Но кто скажет, было ли оно подлинным или притворным?
– Гертруда напрасно напугала вас, сударь, – ответила я, – раз это не герцог, то все хорошо.
Мы замолчали.
– Вы знаете, что я пришел сюда не один, – сказал граф.
– Гертруда видела четырех человек.
– Вы догадываетесь, кто они, эти люди?
– Предполагаю, один из них священник, а двое остальных наши свидетели.
– Стало быть, вы готовы стать моей женой?
– Но ведь мы договорились об этом? Однако я хочу напомнить условия нашего договора; мы условились, что, если не возникнет каких-то неотложных причин, признанных мною, я сочетаюсь с вами браком только в присутствии моего отца.
– Я прекрасно помню это условие, но разве эти неотложные причины не возникли?
– Пожалуй, да.
– Ну и?
– Ну и я согласна сочетаться с вами браком, сударь. Но запомните одно: по-настоящему я стану вашей женой только после того, как увижу отца.
Граф нахмурился и закусил губу.
– Сударыня, – сказал он, – я не намерен принуждать вас. Если вы считаете себя связанной словом, я возвращаю вам ваше слово; вы свободны, только…
Он подошел к окну и выглянул на улицу.
– …только посмотрите сюда.
Я поднялась, охваченная той неодолимой силой, которая влечет нас собственными глазами удостовериться в своей беде, и внизу под окном я увидела закутанного в плащ человека, который, казалось, пытался проникнуть в наш дом.
– Боже мой! – воскликнул Бюсси. – Вы говорите, что это было вчера?
– Да, граф, вчера, около девяти часов вечера.
– Продолжайте, – сказал Бюсси.
– Спустя некоторое время к незнакомцу подошел другой человек, с фонарем в руке.
– Как по-вашему, кто эти люди? – спросил меня господин де Монсоро.
– По-моему, это принц и его лазутчик, – ответила я.
Бюсси застонал.
– Ну а теперь, – продолжал граф, – приказывайте, как я должен поступить, – уходить мне или оставаться?
Я все еще колебалась; да, несмотря на письмо отца, несмотря на свое клятвенное обещание, несмотря на опасность, непосредственную, осязаемую, грозную опасность, да, я все еще колебалась! И не будь там, под окном, этих двух людей…
– О, я злосчастный! – воскликнул Бюсси. – Ведь это я, я был человеком в плаще, а другой, с фонарем, – Реми ле Одуэн, тот молодой лекарь, за которым вы посылали.
– Так это были вы! – вскричала, словно громом пораженная, Диана.
– Да, я! Я все больше убеждался в том, что мои грезы были действительностью, и отправился на поиски того дома, где меня приютили, комнаты, в которую меня принесли, женщины или, скорее, ангела, который явился мне. О, как я был прав, назвав себя злосчастным!
И Бюсси замолчал, словно раздавленный тяжестью роковой судьбы, использовавшей его как орудие для того, чтобы принудить Диану отдать свою руку графу.
– Итак, – спросил он, собрав все свои силы, – вы его жена?
– Со вчерашнего дня, – ответила Диана.
И снова наступила тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием обоих собеседников.
– Ну а вы? – вдруг спросила Диана. – Как вы проникли в этот дом, как вы оказались здесь?
Бюсси молча показал ей ключ.
– Ключ! – воскликнула Диана. – Откуда у вас этот ключ, кто вам его дал?
– Разве Гертруда не пообещала принцу ввести его к вам нынче вечером? Принц видел, хотя и не узнал, господина де Монсоро и меня, так же как господин де Монсоро и я видели его; он побоялся попасть в какую-нибудь ловушку и послал меня вперед, на разведку.
– А вы согласились? – с упреком сказала Диана.
– Для меня это была единственная возможность увидеть вас. Неужели вы будете столь жестоки и рассердитесь на меня за то, что я отправился на поиски женщины, которая стала величайшей радостью и самым большим горем моей жизни?
– Да, я сержусь на вас, – сказала Диана, – потому что нам было бы лучше не встречаться снова. Не увидев меня еще раз, вы бы меня забыли.
– Нет, сударыня, – сказал Бюсси, – вы ошибаетесь. Напротив, сам бог привел меня к вам и повелел проникнуть до самой глубины в подлый заговор, жертвой которого вы стали. Послушайте меня: как только я вас увидел, я дал обет посвятить вам всю свою жизнь. Отныне я приступаю к выполнению этого обета. Вы хотели бы знать, что с вашим отцом?