Голицын провалился в сон.
За ним и за Дедом по дорожке, выложенной из бетонных плит, добротно освещаемой фонарями, неслись два спущенных с цепи здоровенных кобеля. В сторону не уйдешь, на дерево не залезешь. Нет деревьев. Только слева и справа, не оставляя пространства для маневра, бесконечные ворота ангаров. Впереди забор, позади собаки и два шустрых охранника с пистолетами. В руках у Голицына двадцатидвухкилограммовый сканер, способный видеть сквозь стены, но неспособный перенести их через ограду.
Спринт удался. Денис дергал во сне ногами и пихал подозрительно бесчувственного Диденко, храпевшего рядом. Дыхание черной немецкой овчарки уже согревало Поручику пятки, заставляя его прибавлять скорость еще и еще. Вцепившись в рабицу, спецназовцы полезли наверх. Не обращая внимания на спираль из колючки, они стремились как можно быстрее перелезть на другую сторону.
Сзади хлопнул выстрел. Скорее всего, предупредительный. Напоровшись на стальной шип, Голицын закричал:
– Можно я брошу его?!
– Нельзя! – испуганно реагировал Дед. – Он дорогой. Нас тогда обоих отправят из флота на Колыму золото мыть…
Голицын поморщился во сне. Почему так долго говорит Дед? В реальности, этой ночью они уже перелезли через препятствие, оставив позади собак, охранников и кусочки собственной кожи на ограждении.
Банально прокололись. Патруль обнаружил, когда с одного ангара на другой перебирались. Шавки или унюхали, или услыхали – и затявкали, и понеслось.
Пока бойцы спали, Кэп решил сходить в разведку. Опять Балканы. Опять подрывы. Однажды в его военной карьере уже было подобное.
От порта Влера до столицы Албании по прямой сто кэме. Если в вашем распоряжении машина, сгонять туда-обратно ничего не стоит. Проверив документы и деньги, Кэп выдвинулся к месту убийства премьер-министра.
Движение было оживленным. Так и должно быть между портом и столицей. Тем не менее обошлось без приключений, и через два часа несложного и неутомительного пути Татаринов сидел на крыше арендованного автомобиля и рассматривал место трагедии в небольшой бинокль.
Как это принято во всем мире, люди несли цветы к тому месту, где искореженный лимузин остановился навсегда. Гибель человека – трагедия, гибель премьер-министра – политика. А потому и цветов больше, и пафоса. Успели принести лавочки, столики, портреты погибших. Есть куда положить скорбный букет или поставить горящую свечку.
Из того, что показали по телевизору, Татаринов сделал свои выводы и теперь хотел найти им подтверждение. Для этого ему необходимо было подойти ближе, но он колебался.
«А стоит ли рисоваться здесь? Но осмотреть место подрыва необходимо; чего приехал тогда в конце концов?»
Кэп увидел, как к месту подрыва подъехала представительная делегация на черных «Ауди» с затонированными стеклами. Какой-то человек, которому внимания оказывалось неизмеримо больше, чем кому бы то ни было, под вспышки фотоаппаратов степенно возложил венок, а затем стал отвечать на вопросы журналистов. Кэп мысленно похвалил себя за то, что не стал торопиться. Такая делегация только помешала бы ему, а он – им.
«Вон как безопасники головами крутят… Пора мне отсюда сваливать, не ровен час, засекут».
Дождавшись окончания скоротечного визита какой-то шишки, командир отряда «Кракен» запустил двигатель и спустя несколько минут уже выезжал с второстепенной дороги на оживленную столичную трассу. Он тоже намеревался притормозить у места подрыва, как это делали многие водители, отдавая дань памяти убиенным.
Трасса благодаря новому асфальту и свежей разметке располагала к комфортной езде; но как отключиться, когда едешь к месту бойни? Капитан второго ранга, сидя за рулем «Рено», контролировал дорогу, ожидая с секунды на секунду падения скорости впереди идущей машины. Он подъезжал.
Кузовов через пять в воздух разом взлетели сразу две машины. Все, что успел сделать Татаринов, – самопроизвольно, инстинктивно свернуть на обочину, плавно переходящую в кювет. В следующее мгновение взрывная волна прошла по стеклам и крыше, не причинив автомобилю большого вреда. Он даже испугаться не успел.
Опомнившись, Татаринов схватил аптечку и бросился к раскуроченным и раскиданным в радиусе ста метров машинам.
Опять крики, опять мат на всех языках, дым, гарь, чернота воронки в самом эпицентре, орущие выброшенные из разлетевшихся окон и пока еще живые дети, хватающиеся за сердце старики…
Подбежав к первой попавшейся машине с поведенными стойками и стеклами, покрывшимися паутиной, Татаринов рванул дверцу на себя. Заклинило. Через боковое стекло он видел водителя – мужчину лет тридцати пяти в очках. Типичный «ботан». Бледный, отупевший, но живой. Он ехал, похоже, прямо перед ним, получив дозу побольше, и теперь смотрел на мир безжизненными глазами судака откуда-то со дна кастрюли с ухой.
«Отойдет».
Левее заорал мужик. Бросив интеллигента, морпех побежал на крик. Усатый лысеющий бедняга копошился у небольшого придорожного камня. Одна из легковушек, подброшенная взрывом, видимо, сбила его и, отбросив прочь, последовала в заградительную лесополосу юзом, а он остался лежать. Грудной клетке звездец, приближаясь, определил офицер. Еще через секунду бедняга дернулся и затих.
Покойный невольно привел его к старому дубу, рядом с которым два человека в белых рубашках и строгих брюках, не исключено, вели осмотр того, что рвануло несколько ранее. Вон их «дипломаты» разметало с содержимым: пинцеты, ножницы, пробирки, пакеты разлетелись по траве. Сами же они, обняв головы, лежали скрючившись на траве, не в силах подняться.
«Закрепил на дереве. Расстояние до дороги двадцать метров. А управлял откуда? – Капитан второго ранга покрутил головой. – Самое место! Да, пожалуй, трасса просматривается с горушки лучше всего».
К раненым бежали на помощь водители и пассажиры других машин. Похоже, ему уже здесь нечего делать.
Он вернулся на макушку горы и стал искать хоть какие-нибудь зацепки, но тщетно. Масса следов, масса окурков. Единственное, что он знал и что не было тайной для абсолютного большинства хоть немного думающих людей, – что сапер, подорвавший обычные гражданские машины, редкостный подонок.
Президент Албании Констандини Ибраими икал. Пил зеленый чай маленькими глотками, дабы заглушить приступ, но икота не прекращалась. Выгнав подчиненных, он сидел в задумчивости, в тоске и каком-то отягощенном ступоре. Час назад его хотели убить. Он публичный политик, он не может пройти мимо смерти своего помощника и соратника.
«Что ты прикажешь сам себе, Констандини? Забиться в угол или лучше в бункер, окружить себя охраной и трястись, читая телеграммы поддержки и озабоченности от европейских лидеров».
Маленькая страна, двести лет назад избавившаяся от гнета Османской империи с помощью России и населенная народами, исповедовавшими как минимум три религии – мусульманство, православие и католицизм, – содрогалась от терактов. Думать хорошо о России политически невыгодно, и президент тут же забыл о прошлом. Куда проще размышлять о том, кому он наступил на яйца.