— Да, именно так, — пролепетал бедный г-н де Лонпре, — да, мне кажется, именно так я и сказал.
— В таком случае вы допустили серьезную ошибку, господин мэр. А в наше время особенно важно, чтобы ошибки не повторялись.
— Назад, клятвоотступник! Прочь, безбожник! Вон отсюда, еретик! — закричал аббат на Бийо.
— Господин аббат! Давайте не будем оскорблять друг друга, или это плохо кончится! — предупредил Бийо. — Я ведь не говорю вам ничего плохого, я рассуждаю. Господин мэр полагает, что вас нельзя принудить отслужить обедню. А я утверждаю, что это вполне возможно.
— Ах ты, безбожник! Ах ты, гугенот! — не унимался аббат.
— Тихо! — приказал Бийо. — Раз я сказал, я это и докажу.
— Тише, тише! — пронеслось в толпе.
— Слышите, господин аббат? — с неизменным спокойствием продолжал Бийо. — Со мной согласны все. Я не умею так хорошо проповедовать, как вы, однако мне кажется, что я говорю более любопытные вещи, раз меня слушают.
Аббату очень хотелось ответить каким-нибудь новым проклятьем, однако голос толпы заставил его прислушаться вопреки его желанию.
Говори, говори! — насмешливо пригласил он Бийо. — Посмотрим, что ты скажешь.
— Сейчас увидите, господин аббат, — отвечал Бийо.
— Говори же, я тебя слушаю.
— И правильно делаете.
Он исподлобья взглянул на аббата, желая убедиться в том, что тот не станет ему мешать.
— Вот я и говорю: коль скоро человек получает жалованье, он обязан за него делать то, за что ему платят деньги.
— А-а, знаю я, куда ты клонишь! — перебил его аббат.
— Друзья мои! — все так же ласково продолжал Бийо, обращаясь к нескольким сотням зрителей. — Что вам больше нравится: слушать оскорбления господина аббата или прислушаться к моим рассуждениям?
— Говорите, господин Бийо, говорите! Мы слушаем. Тише, аббат, тише!
На сей раз Бийо не удержался и взглянул на аббата, после чего продолжал:
— Я сказал, что если кто-нибудь получает жалованье, он обязан исполнять то, за что получает деньги. Вот, к примеру, господин секретарь мэрии: ему платят за то, что он ведет делопроизводство, разносит послания господина мэра, доставляет ответы тех, кому эти послания адресованы. Господин мэр отправил его к вам, господин аббат, с программой праздника. Секретарю же не пришло в голову сказать на это: «Господин мэр! Я не желаю нести программу праздника господину Фортье!» Не так ли, господин секретарь, ведь вы и не подумали так ответить?
— Нет, господин Бийо, — наивно отвечал секретарь. — Клянусь честью, не подумал!
— Слышите, господин аббат?! — воскликнул Бийо.
— Богохульник! — вскричал аббат.
— Тише, тише! — зароптали присутствовавшие. Бийо продолжал.
— Вот господин сержант жандармерии; он получает жалованье за то, что наводит порядок там, где этот самый порядок нарушается. Когда господин мэр подумал, что вы можете его нарушить, господин аббат, и приказал господину сержанту прийти ему на помощь, господин сержант не счел себя вправе ответить: «Господин мэр! Как хотите, так и восстанавливайте этот порядок, только без меня!» Ведь вы же не сочли себя вправе так ответить, господин сержант?
— Нет, черт возьми! Я выполнял свой долг, вот я и пришел, — просто ответил сержант.
— Слышите, господин аббат?! — воскликнул Бийо. Аббат заскрежетал зубами.
— Погодите! — остановил его Бийо. — Вот наш славный слесарь. Его дело — изготавливать, отпирать и запирать замки. Господин мэр послал за ним, чтобы отпереть вашу дверь. Ему ни на минуту не пришла в голову мысль ответить господину мэру «Я не хочу отпирать дверь господина Фортье». Не правда ли, Пикар? Ведь не было у тебя такой мысли?
— Да нет же! — отвечал слесарь. — Я взял отмычки и вот пришел сюда. Пускай каждый добросовестно делает свое дело, и все будет хорошо.
— Слышите, господин аббат? — вскричал Бийо. Аббат собрался возразить, однако Бийо жестом остановил его — Так почему, скажите на милость, вы, избранный для того, чтобы подавать пример, — продолжал он, — вы один не исполняете свой долг, когда все другие его исполняют?
— Браво, Бийо! Правильно! — единодушно подхватили присутствовавшие.
— И вы не только не исполняете долг, — заметил Бийо, — но и подаете пример к беспорядку и злу.
— Ну вот что! — молвил аббат Фортье, понимая, что настала пора защищаться. — Церковь независима, Церковь никому не подчиняется. Церковь сама знает, что ей делать!
— Зло именно в том и заключается, — заметил Бийо, — что вы пользуетесь властью в стране и в государстве. Вы француз или иноземец? Гражданин вы или нет? Ежели вы не гражданин, не француз, а пруссак, англичанин или австрияк, то пускай вам платят господин Питт, господин Кобург или господин Кауниц. Но если вы считаете себя французом и гражданином, если вам платит народ, извольте народу и подчиняться!
— Да! Да! Так! — подхватили триста голосов.
— В таком случае, — нахмурившись, продолжал Бийо, сверкнув глазами и опустив тяжелую руку аббату на плечо, — именем народа, священник, я требую, чтобы ты выполнил свою миротворческую миссию, призвал Бога в помощь, попросил милости у Провидения, милосердия — у Всевышнего для твоих сограждан и во имя твоей родины. Идем! Идем же!
— Браво, Бийо! Да здравствует Бийо! — закричала толпа. — На престол! На престол, святой отец!
Чувствуя за собой поддержку, фермер мощным рывком вытащил из-под спасительных сводов родного дома возможно последнего французского священника, который столь открыто встал на сторону контрреволюции.
Аббат Фортье понял, что сопротивление бессмысленно.
— Ну что ж, хорошо, — кивнул он. — Я готов к мучениям… Я взываю к мучениям! Я требую пыток!
И он в полный голос запел «Libera nos, Domine!»
Это и было то самое странное шествие, направлявшееся к главной площади и сопровождавшееся криками и воплями, которое поразило Питу в ту самую минуту, как он был готов упасть без чувств под влиянием нежных слов благодарности и рукопожатия Катрин.
Питу не раз слышал подобный шум во время уличных беспорядков в Париже; ему почудилось, что приближается шайка разбойников и ему придется защищать какого-нибудь нового Флеселя, Фулона или Бертье. Питу крикнул:
«К бою!» — бросился к своему отряду из тридцати трех человек и возглавил выступление.
В это время толпа расступилась, и он увидел, что Бийо тащит за собой аббата Фортье и что тому не хватает лишь пальмовой ветви для полного сходства с древними христианами, которых толпа волокла за собой в цирк.