Нормальная, в сущности, реакция. Я бы тоже чего-нибудь скушал. Ползущие в арьергарде наконец проснулись. Львиный рык «КамАЗа» сменился дребезжанием «буханки». Простучали помощники. Каменные «гансы» прилипли к стеклам, подмигивал Ленька Аристов – отличный парень, но совершенно без царя в голове. У майора оставался последний шанс – сотворить что-нибудь нестандартное. «Нива» резко вильнула, ушла с дороги в разлом между скалами, и в десяти шагах от леса тюкнулась в кочку. Грузная фигура вывалилась в траву, заковыляла к лесу…
Совсем свихнулся человек. Еще вчера вальяжный мужчина, майор Безбородов, командир ВЧ 14910 – одной из воинских частей РВСН, расквартированных в Марьяновском районе. Пред именем майора трепетали полторы сотни солдат и два десятка офицеров. Кавалер четырех орденов, имеющий личное благословение командующего округом и местного митрополита, за выдающиеся заслуги в деле строительства Вооруженных сил, несгибаемую волю и неустанную заботу о солдате. Заурядный Герострат, вор и педофил. Завлекал в канцелярию запуганных детишек-новобранцев и вытворял с ними такое, что и на зоне бывает редко! Уверенный в своей безнаказанности, построивший систему запугиваний и «поощрений», попутно подворовывающий казенное имущество и воспламенивший склад ГСМ, когда понял, что на хвосте прокуратура и надо срочно заметать следы. Дело не афишировали. Следственные материалы собирались четыре месяца, допросы пострадавших велись скрытно. Малейшая утечка, и майор бы из кожи вылез, чтобы дело развалилось. Он чувствовал неладное. Когда пришли брать, нервы сдали, распсиховался, начал тупить. Рванулся с заднего крыльца, прыгнул в «Ниву» (а в гараже еще «Мистраль» за тридцать «тонн»), чуть не сшиб супругу лейтенанта Рябова с коляской…
Серьезные неприятности для следствия начнутся, когда майор окажется в кутузке и придется ежедневно водить его на допросы и очные ставки. Представляю волну запугивания, шантажа и прямых угроз…
Сгибаясь под тяжестью стопудовых грехов, Безбородов добежал до чащи, рухнул в ощетинившийся сучьями подлесок. Он бы и на двадцать метров не продвинулся в тайгу. Леса у нас, в принципе, красивые. Сосняк-голубичник с изобилием брусники, отдельные березки примешаны к сосняку, шиповник, можжевельник, ракитник, море толокнянки – «медвежьей ягодки», костяника сплошным узором – наш северный гранат. Но это не везде. На юго-западном направлении еловые чащи чередуются с оврагами и абсолютно непроходимыми завалами бурелома, в которые лучше не соваться, если, конечно, заинтересован в сохранности скелета…
Две машины неторопливо съехали с дороги, встали недалеко от леса. Румяные здоровяки из комендантского взвода – возраст явно преддембельный – лениво разминали суставы.
– Бедненький, в тебя стреляли, – поцокал языком Ленька Аристов.
– Козлова лучше пожалей, – буркнул я. – Парню теперь машину ремонтировать и штаны покупать. А магазин при части, между прочим, на ревизию закрыли.
– Сами покупайте штаны, Михаил Андреевич, – обиделся чувствительный Козлов. – Подумаешь, стреляли. В меня, если хотите знать, раз двадцать в жизни стреляли, ни разу не обделался.
– Гы-гы, – заржал ефрейтор с огненной шевелюрой.
– А с этим-то чего делать, товарищ следователь? – кивнул на лес второй солдат – с ярко выраженной физиономией гестаповца. – Привести бы надо товарища майора, скучно ему там одному… Мы пойдем?
Процедура, судя по сияющим физиономиям, доставляла парням немыслимое удовольствие. Их чувства можно понять: трудно найти среди военнослужащих Марьяновского района человека, испытывающего к майору Безбородову теплые чувства.
– Гони автомат, – протянул я руку, – сам возьму. Тебе, дружок, на дембель скоро, яркая жизнь ожидается, если, конечно, не посадят, не имею права тобой рисковать.
Я отобрал автомат и весь какой-то усталый, разбитый поплелся к лесу. Ни одной мысли в голове, кроме мысли о диване.
– Рэмбо ты наш, – хмыкнул вдогонку Аристов.
– Гражданин майор, – сказал я, раздвигая ветки, – к вам обращается старший следователь военной прокуратуры Луговой Михаил Андреевич. Не грузите нашу нервную систему, Александр Яковлевич, очень умоляем. Выйдите, пожалуйста, ознакомьтесь с ордером на арест. Проявите благоразумие. Надеюсь, вы понимаете, что попытка к бегству, стрельба по сотрудникам прокуратуры при исполнении и дальнейшее упорство вряд ли будут способствовать смягчению вашей участи?
Лес уныло помалкивал.
– Эй, майор, – крикнул кто-то из «гансов», – кажется, дождь собирается! Промокнем же…
Северные окраины Марьяновска уже окутывала фиолетовая мгла. И ветер дул как раз оттуда.
– Благоразумие, майор, – не выдержал Аристов, – активно поощряется!
– И сохраняет попки естественно сухими, – заржал ефрейтор.
Засмеялись все и даже я, руководитель группы захвата, действующей на свой страх и риск. Последствия ареста командира войсковой части трудно переоценить. Что и подтвердила физиономия майора, с треском и кудахтаньем вылупившаяся из залежей бурелома. Случилось это, правда, не сразу – мы успели позевать.
– О, как мы рады! – обрадовался я. – И какую линию поведения изберем, майор? Припадочки поделаем? Или еще не решили?
– Луговой, вы покойник, – дерзко заявил офицер. – Надеюсь, вы отдаете отчет своим поступкам? Прошу отметить в протоколе, что я был вынужден открыть огонь после того, как подвергся нападению со стороны неизвестных, не пожелавших предъявить…
– Ну и ну, – крякнул Аристов – Далеко не дурак, а вот вблизи…
– Как это не пожелавших предъявить? – удивился я и вместо предъявления ордера, который действительно имелся, поднял автомат, взметнул приклад на уровень челюсти противника и поступательным движением отправил точно в цель. – Не сочтите за грубость, майор, – сказал я после того, как арестованный начал шевелиться, – но вам привет от рядовых Симакова, Маркушина, Шестеренко, а также от меня лично, которого вы тоже за последние месяцы ох как затрахали – фигурально, так сказать. Эй, бойцы, грузите арестованного!
– Знаешь, Мишка, – проворчал мне на ухо Аристов, – у меня такое ощущение, что неприятности мы будем грести ковшом от экскаватора…
А мне плевать с высокой колокольни – дальше Марьяновска все равно не сошлют. Вернее, могут – на остров Врангеля, например, или в отдаленную чукотскую деревню, хотя ума не приложу, зачем в отдаленной чукотской деревне военный прокурор (да и на острове Врангеля он не очень востребован). Не сказать, что я упертый фанат законности и Конституции, однако терпеть не могу, когда в открытую воруют и насилуют молодежь. Видит бог, я приложу все старания, чтобы свою законную «десятку» Безбородов обрел.
Похожая история случилась четыре года назад в Н-ске. Молодой и горячий следователь (не будем показывать пальцем) вывалил на стол гарнизонного прокурора убедительные доказательства причастности ряда офицеров к сокрытию «бытовых» казарменных преступлений, в которых погибли восемь (!) солдат срочной службы, четверых довели до психушки и еще пара дюжин лечилась по госпиталям и гражданским больницам. «Не может быть! – воскликнул гарнизонный прокурор. – Спасибо вам огромное, Михаил Андреевич, мы обязательно проверим эту информацию». Проверять, собственно, было нечего – ходи да загребай. Доказательства собраны. Выйдя от прокурора, я посчитал, что самое разумное, что могут сделать оппоненты, – это тихо меня ликвидировать. Были приняты соответствующие меры. Однако под удар попал не я, а молодая женщина, месяцем ранее ставшая моей женой, а за три месяца до этого – беременной (из второго, собственно, и вытекло первое). Случился выкидыш, за ним депрессия, за депрессией – переосмысление ценностей и констатация факта, что у нас уже никогда не будет детей. Моральное бичевание, очередное подтверждение, что миром правят сволочи, у которых все схвачено, и «заманчивое» предложение навсегда отправиться помощником военного прокурора в городок Марьяновск. «Нет такого города», – в ужасе содрогнулся я. «Есть такой город, – с презрением вымолвило высокое начальство. – Очень даже приличный населенный пункт. Тридцать тысяч проживающих, два десятка предприятий, из которых устойчиво работает лишь винно-водочный завод, где бесстыже крадут градусы, и четыре воинские части, в которых постоянно что-то случается. А также вакансия в местной военной прокуратуре – даже не вакансия, а зияющая дыра. И огромного вам счастья, Михаил Андреевич, не говоря уж о безграничных успехах в работе. Можете идти…»