– А что, ты возражаешь?
– Какие там возражения! – махнул рукой рыбак. – Только место-то не слишком важное для высадки, я там еще ни разу не бросал якорь. Ведь это же голая скала!
– Ты отказываешься?
– Да нет же! Доставлю уж вас до форта Ризбанк, если удастся. Веселенькую прогулочку вы затеяли!
– Когда мы должны быть готовы? – спросил Габриэль.
– А вы хотите быть там к четырем часам?
– Между четырьмя и пятью, не позже.
– Тогда надо выйти из лагеря в час ночи.
– Хорошо, я предупрежу своих людей.
– Так и сделайте, монсеньор, – согласился рыбак. – Только разрешите мне соснуть часок вместе с ними. Со своими я попрощался, лодка надежно укрыта, так что уходить от вас мне не с руки.
– Ты прав, Ансельм, поспи-ка немного. Ведь нынешней ночью тебе придется потрудиться на славу. А сейчас… Мартен-Герр, оповести отряд.
– Эй, вы! Все сюда! – закричал Мартен-Герр.
– Что? Что случилось? – посыпались вопросы.
Все поднялись и обступили Мартен-Герра.
– Благодарите его светлость: через час – вылазка.
– Вот это здорово! Очень хорошо! Ура! – завопили волонтеры.
Мальмор тоже присоединил свое ликующее «ура» к товарищам по оружию. Но в этот же момент вошли четыре санитара, посланные Амбруазом Парэ, и, несмотря на сопротивление раненого, уложили его на носилки. Напрасно Мальмор обращался к своим товарищам с душераздирающими воплями, напрасно он осыпал их проклятиями, называя трусами и мошенниками. С ним никто не посчитался, и его унесли.
– Теперь нам остается, – сказал Мартен-Герр, – точно определить каждому свое место и распределить обязанности.
– А какая работенка нам предстоит? – спросил Пильтрусс.
– Пойдем на приступ!
– Тогда я иду первым! – вскричал Ивонне.
– Хорошо, – согласился оруженосец.
– Несправедливо! – заявил Амброзио. – Ивонне вечно лезет вперед, как будто, кроме него, никого нет!
– Не спорьте! – перебил их виконт д’Эксмес. – В предстоящем нам приступе первый в ряду подвергается наименьшей опасности. Это ясно хотя бы из того, что замыкаю шествие я!
– Тогда Ивонне просчитался, – рассмеялся Амброзио.
Мартен-Герр назвал каждому его номер в будущей цепи. Амброзио, Пильтрусса и Лактанция оповестили, что они сядут за весла. Итак, все было подготовлено, все рассчитано, все предусмотрено. Габриэль приказал всем ложиться спать: в нужный час он сам их разбудит.
Через несколько минут по всей палатке разнесся богатырский храп, которому вторили монотонные бормотания Лактанция. Наконец стихли и они.
Один Габриэль не спал. Через час он потихоньку разбудил своих людей. Все поднялись, бесшумно оделись и вышли из лагеря. Габриэль вполголоса произнес: «Кале и Карл», и часовые беспрепятственно пропустили их.
Маленький отряд во главе с Ансельмом миновал деревню и двинулся вдоль берега. Никто не проронил ни слова; только слышно было, как надрывается ветер да глухо стонет море…
Там, в городе, тоже кто-то не спал. То был лорд Уэнтуорс. Он только что вернулся в свой дом, чтобы хоть на какое-то время забыться сном. Он ведь не спал целых трое суток, с неослабевающей энергией затыкая все самые опасные бреши в обороне города, поспевая всюду, где требовалось его присутствие.
Вечером 4 января он еще раз побывал в Старой крепости, самолично произвел развод караулов, проверил надежность городской стражи, на чьей обязанности лежала охрана форта Ризбанк. Все было готово к отражению штурма. А завтра… завтра прибудут подкрепления, которые он запросил из Дувра.
Да, для волнений не было никаких причин, и все-таки утомленный до крайности лорд Уэнтуорс не мог заснуть.
Какая-то смутная, безотчетная тревога не покидала его, заставляя ворочаться в постели с боку на бок.
– Черт возьми! Ведь все предосторожности приняты. Старая крепость недоступна, и неприятель наверняка не отважится на ночной штурм, все остальные позиции надежно защищены дюнами и морем.
Лорд Уэнтуорс твердил себе это тысячи раз и все-таки не мог заснуть. Он чувствовал, как в ночи, окутавшей город, зарождается какая-то страшная беда, восстает во плоти какой-то невидимый враг. И этот враг – не маршал Строцци, не герцог де Невер, даже не великий Франциск де Гиз. Кто он?
Не бывший ли его пленник, тот самый безумный виконт д’Эксмес, воздыхатель госпожи де Кастро? Неужели это он? Ха-ха… Забавный противник для губернатора Кале, столь надежно охраняемого!
И, несмотря ни на что, лорд Уэнтуорс не мог ни подавить, ни объяснить своего страха.
Он чувствовал его, ощущал – и не мог спать.
Форт Ризбанк, тот самый, который из-за своих восьми выступов именовался Восьмигранником, был сооружен перед самым входом в Кале. Массивный и угрюмый, он глыбой вздымался над скалой, такой же мрачной и громадной.
Море нередко обрушивало свои грозные валы на эту сумрачную скалу, но никогда не добиралось до крепости.
В эту ночь, на 5 января 1558 года, море было как никогда бурным и зловещим. Из глубины его доносились какие-то протяжные скорбные стоны, подобные рыданиям безутешной в своем отчаянии души.
Прошло всего несколько минут после смены часовых, как вдруг чей-то отчетливый голос, похожий на зов далекой трубы, ворвался в шум рычащего прибоя, в эти вечные стоны океана.
Заступивший на караул часовой вздрогнул, прислушался и, словно не поняв происхождения этого странного зова, прислонил свой арбалет к стене. Затем, убедившись, что рядом никого нет, он приподнял сторожевую будку, извлек оттуда свернутую в клубок веревочную лестницу и тут же прикрепил ее к железному крюку, которым увенчивалась амбразура башни. Затем он связал между собою два конца лестницы и через амбразуру бросил ее вниз. Благодаря двум свинцовым грузилам лестница благополучно скатилась к самому подножию крепости.
Едва лишь часовой закончил свою таинственную процедуру, как показался ночной дозор и, увидев, что часовой на посту, обменялся с ним паролем и спокойно прошел дальше.
Было уже четверть пятого утра…
Через два часа поистине героических усилий лодка наконец причалила к форту Ризбанк. К скале приставили деревянную лестницу, уткнув верхний ее конец в первую же попавшуюся выемку.
Один за другим в полном молчании высадившиеся смельчаки одолели лестницу и начали карабкаться вверх по скале, пользуясь каждой щелью, каждым углублением.