Место для воровской сходки было выбрано с умом. Менты, приди им в голову задержать собравшихся, вряд ли бы решились добираться до плавучего ресторанчика вплавь, а уж тем более, брать его на абордаж. К тому же купленная речная милиция в любом случае сообщила бы собравшимся о возможных неприятностях.
Обстановка поощряла дружелюбием. Стол, накрытый стильно и дорого, возвышался под тентом. Джейран – молодой, но фартовый сибирский вор – уже опрокинул рюмку, и теперь с явным удовольствием закусывал. Мотыль, куда более опытный в блатной этике, все же решился дождаться Фомина, чтобы сперва выпить с ним.
Как и положено в таких случаях, к текущим делам перешли не сразу. Тем более что собравшиеся уже прекрасно знали о сути проблемы: записи с флешки покойного Вадима были прослушаны не единожды.
Северный долго и со вкусом рассказывал о своем недавнем вояже в Евросоюз, акцентируя внимание на беспределе местных ментов. Джейран делился впечатлениями от якутской поездки – кто из общих знакомых где сидит, какие теперь порядки на Севере, кто из «смотрящих» какую зону принял. Мотыль, считавший себя ближайшим товарищем Монаха, вспоминал о старых корешах, с которыми когда-то сидели, об их делах, о былых понятиях, сокрушаясь при этом о падении нравов.
Дюк, как и следовало ожидать, сходку проигнорировал. Отговорка звучала весьма странно: мол, я по поручению одних больших людей разруливаю их деловые проблемы, но в случае чего всегда можете выйти на меня по телефону. Однако уважаемые воры эту отговорку почему-то приняли. По размышлении Фомин пришел к выводу, что такая позиция Зеленцова даже ему на руку: значит, сам он косвенно признает, что рыльце в пушку, вот и не хочет ехать, чтобы по ушам прилюдно не получить.
Когда плавучий ресторан, развернувшись на фарватере, пошел обратно, Монах наконец спросил Северного:
– Вова, так что скажет братва насчет Дюка?
Тот неторопливо выпил, закусил маринованным грибом, отложил прибор.
– Валера, мы тут все прослушали, что ты нам принес. И вот что мы можем сказать. Когда один уважаемый человек записывает разговоры другого уважаемого человека – это, конечно, нехорошо. Когда слушает записанное – и того хуже. А когда хочет использовать это как предъяву – то совсем последнее дело. Так поступают только менты.
– А я о чем! – хмыкнул Монах.
– Честно говоря – ни я, ни Мотыль, ни Джейран не уверены, что эти записи реальные, – неожиданно выдал Северный. – Сейчас при помощи компьютера умельцы тебе чего хочешь смастерят. Да и в ментурах теперь таких грамотеев хватает… Хорошо: присудим мы, что Дюк виноват. А потом выяснится, что это обычная ментовская подстава. И что тогда?
Фомин прищурился – он явно не ожидал подобного поворота событий. Или же Северный демонстрировал редкую щепетильность в воровских «понятиях», или же исподволь становился на сторону Зеленцова.
– Володя, пойми: записи эти делал не я, – Фомин тщательно подбирал слова. – Я их даже не заказывал. Мне их просто принесли. В окружении Дюка был один человек… которому тот и приказал со мной по-ментовски поступить. Писать, то есть. Человек, которому это было поручено, оказался порядочней Зеленцова. Приехал ко мне, честно рассказал, что и как. И про то, как Бура вальнули, хотя вместо него должны были завалить меня. И про то, как меня в Сокольниках заказали… вместе с моей мамой.
– Не факт, что тому человеку можно верить, – напомнил о себе Мотыль. – А если его «ушатым» к тебе мусора подослали?
– Вы бы ему сами поверили… Да только он погиб. – При воспоминании о Вадиме Стародубцеве Фомин помрачнел, но тут же взял себя в руки и добавил вкрадчиво: – Или, может, вы слову наркушника и барыги верите больше, чем слову честного вора? Объясните мне, чего я тут не понимаю?
Беседа текла спокойно, словно вода в ручье. Плавучий ресторан подходил к железнодорожному мосту. Над головами медленно проплывали металлические внутренности и огромные заклепки. За столиком сделалось темно.
– А насчет наркоты, Валера, ты тоже неправ, – как ни в чем не бывало продолжил Северный. – Чем Зеленцов занимается – его дело. На ментов не работает. Братву не сдает… Во всяком случае, предъявить ему это мы не можем. Главное, чтобы в общак отстегивал.
Сперва Фомину показалось, что он ослышался. Не могло такого быть, чтобы уважаемый и авторитетный вор становился на сторону «апельсинов», да еще тех, что торгуют наркотой.
– То есть… – нахмурился Монах.
– Все по делу Северный базарит, – вступил в беседу Мотыль. – Пусть Лешка Дюк чем угодно занимается, только бы в общак сливался. Братве, которая на зоне, все равно, откуда филки на «бациллу» получать. Только было бы, чем мусорам заплатить да здоровье поправить. Когда ты в ШИЗО на цементе душу оставляешь, то не думаешь, от кого тебе лавэшки придут. На деньгах не написано, откуда они пришли: от наркоты или чего-то иного.
Монах взглянул на собеседников отрешенно. В какой-то момент ему показалось, что свет перевернулся, Москва-река потекла в обратном направлении и звездное небо, казалось, вот-вот должно было рухнуть на палубу. То, что говорили сейчас авторитетные и, казалось, уважаемые воры, совершенно не укладывалось в голове Фомина…
Впрочем, он уже кое о чем догадывался.
– Так что же вы все-таки решили? – глухим голосом спросил Монах. – Как нам этот рамс развести?
Момент совещания между Северным, Джейраном и Мотылем был незаметен, если был вообще. Северный улыбнулся, и лицо его собралось в тонкие морщинки, став веселым и умным.
– Рамс произошел чисто по твоей вине, Валера, – произнес он. – Мы ведь Дюка тоже выслушали. Он тебе предложил бизнес с «коксом» наладить? Предложил. Ты сразу в амбицию, да еще и послал его. Вот тебе и конфликт. Кто тут неправ, ты или он? Если бы ты на предложение Леши согласился, всем это было бы интересно и для общака полезно. Что касается Бура и Музыканта – да, хорошие пацаны были, жаль их. Но что ты конкретно можешь предъявить Дюку? Записи? Так их можно сотню наделать. Слово того пацана, который Лешку кинул и переметнулся к тебе? Так его в живых уже нету. А вальнуть и Бура, и Музыканта вполне могли и менты. Чтобы всех нас рассорить. Ментовские прокладки ты и сам не хуже нашего знаешь.
– Помирились бы вы с Дюком, что ли, – улыбнулся Джейран несколько виновато. – Нам ведь теперь ссориться нельзя. А когда мы вместе – большие дела можем сделать.
Небо над Москвой-рекой окончательно потемнело. Катерок уже подходил к пристани. Ветер мял речную воду, вздыбливал барашки волн.
– Скомандуй командиру, чтобы меня высадил, – отрешенно попросил Фомин.
– Да ты че! – театрально завозмущался Северный. – Столько ж лет не виделись! Корыто это на сутки куплено. Все оплачено. Гулять хоть всю ночь можно! Оставайся!
– Пойду, – упрямо повторил Монах.
Катерок уже маневрировал к пристани неподалеку от Парка Горького. Винты вспенивали воду за кормой. Стукнул сходень о причал, и старый урка, даже не попрощавшись, пошел на берег.