– О чем вы изволите говорить, сударь?
– Да о том, о чем ты и не подумал, потому что ты вообще ни о чем не думаешь!
– Что такое, сударь?
– А что если ее высочество уехала, ничего не оставив господину де Босиру, а колдун исчез, ничего не передав Жильберу?
В это самое мгновение во дворе кто-то тихонько свистнул.
– Сударь! – проговорил Ла Бри.
– Чего тебе?
– Вас зовут.
– Кто там еще?
– Этот господин.
– Офицер его величества?
– Да И там еще Жильбер: прогуливается с таким видом, будто хочет что-то сообщить.
– Ну так зови его сюда, скотина!
Ла Бри повиновался с обычной поспешностью.
– Отец! – заговорила Андре, подходя к барону. – Я понимаю, что вас сейчас беспокоит. Вам известно, что у меня есть тридцать луидоров, а также прелестные часики, отделанные брильянтами, которые подарила моей матери королева Мария Лещинская.
– Да, дитя мое, – сказал барон. – Береги все это, тебе будет нужно красивое платье для представления ко двору… А пока я найду денег. Тише! Вот и Ла Бри.
– Сударь! – входя в гостиную, вскричал Ла Бри, в одной руке держа письмо, в другой – несколько золотых монет. – Вот что мне оставила принцесса: десять луидоров! Десять луидоров, сударь!
– Что у тебя за письмо, болван?
– Это вам, сударь; письмо оставил колдун.
– Колдун? А кто передал?
– Жильбер.
– Я же тебе говорил, что ты скотина! Давай, давай скорей сюда!
Барон выхватил письмо из рук Ла Бри, поспешно распечатал его и вполголоса прочитал:
«Господин барон! С тех пор, как августейшая рука прикоснулась к этой посуде, она принадлежит Вам. Свято ее храните и вспоминайте иногда признательного Вам гостя.
Джузеппе Бальзамо».
– Ла Бри! – вскричал барон после минутного размышления.
– Да, сударь?
– Нет ли хорошего ювелира в Бар-ле-Дюке?
– Как же, сударь! А тот, который запаял серебряный кубок мадмуазель Андре?
– Отлично! Андре! Отложи бокал, из которого пила ее высочество, и прикажи снести в карету остальные приборы. А ты, бездельник, беги в погреб и подай господину офицеру хорошего вина.
– Осталась одна бутылка, сударь, – задумчиво отвечал Ла Бри.
– Больше и не нужно. Ла Бри вышел.
– Ну, Андре, – продолжал барон, взяв дочь за руки, – смелее, дитя мое! Мы едем ко двору. Там немало свободных титулов, монастырей в ожидании настоятелей, полков без полковников, пенсий, которые так и поджидают нуждающихся. Что за прекрасная страна – двор, теплое место под солнцем! Стой всегда под его лучами, дочь моя, – ведь ты так хороша собой! Вперед, дитя мое!
Подставив для поцелуя свой лоб барону, Андре вышла из гостиной.
Николь последовала за ней.
– Эй, чудовище Ла Бри, – закричал Таверне, выходя последним. – Позаботься о господине офицере, понял?
– Да, сударь, – отвечал Ла Бри из погреба.
– А я, – продолжал барон, отправляясь в свою комнату, – пойду уложу бумаги… Пройдет час – ив этой конуре нас уже не будет, слышишь, Андре? Наконец-то я выберусь из Таверне, и как кстати! Что за славный человек этот колдун! По правде сказать, я становлюсь суеверным. Живей поворачивайся, Ла Бри, увалень ты эдакий!
– Сударь, мне пришлось двигаться ощупью; в замке не осталось ни одной свечи.
– Кажется, самое время отсюда сбежать, – пробормотал барон.
Вернувшись к себе в комнату, Андре снова начала поспешно готовиться к отъезду. Николь с радостью помогала ей, и в конце концов обе забыли об утренней размолвке.
Андре, улыбаясь, незаметно наблюдала за Николь, и ей приятно было сознавать, что та ей все простила.
«Она хорошая, добрая девушка, – думала Андре, – преданная и благодарная. Как у всех у нас, у нее есть свои слабости. Не стоит обращать на это внимание!»
А Николь внимательно следила за спокойным выражением лица своей красивой госпожи и видела, как улучшается ее расположение духа.
«Какая же я глупая! – думала она. – Из-за этого мерзавца чуть не поссорилась с госпожой, которая берет меня с собой в Париж, а в Париже почти всем удается устроить свою судьбу».
Было очевидно, что при таком взаимном расположении они должны вот-вот заговорить.
Андре начала первой.
– Уложите кружева в коробку, – сказала она.
– В какую коробку, госпожа? – спросила горничная.
– Вам лучше знать! Разве у нас нет коробок?
– Конечно, есть. Я только сейчас вспомнила о коробке, которую мне дала госпожа. Она у меня в комнате.
И Николь так стремительно бросилась за коробкой, что Андре все ей простила.
– Да это же твоя коробка, – сказала она Николь, когда та вернулась, – она может тебе понадобиться, дитя мое.
– Но, госпожа, она вам больше нужна, пусть она будет ваша.
– Когда собираются обзавестись хозяйством, всегда чего-нибудь не хватает. И сейчас как раз тот момент, когда она больше нужна тебе.
Николь покраснела.
– Тебе нужны коробки, – продолжала Андре, – чтобы складывать приданое.
– Госпожа, – возразила Николь, кокетливо покачивая головой, – мое приданое нетрудно будет уложить, оно займет немного места.
– Почему ты так думаешь? Если ты выйдешь замуж, Николь, я хочу, чтобы ты была не только счастлива, но и богата.
– Богата?
– Да, богата, соответственно твоему положению, конечно.
– А что, госпожа нашла мне в мужья откупщика?
– Нет, но я приготовила для тебя приданое.
– Госпожа не шутит?
– Ты же знаешь, что у меня в кошельке?
– Да, госпожа, двадцать пять настоящих луидоров.
– Ну так вот, Николь, они твои.
– Двадцать пять луидоров! Но это же целое состояние! – вскрикнула Николь, приходя в восторг.
– Тем приятнее для меня, если ты говоришь это серьезно, бедняжка.
– И госпожа дарит мне эти двадцать пять луидоров?
– Да, я тебе их дарю.
Сначала Николь была удивлена, затем ее охватило волнение, потом на глаза навернулись слезы, – она бросилась к Андре и поцеловала ей руку.
– Как ты думаешь, твой муж будет доволен? – спросила госпожа де Таверне.
– Еще бы ему не быть довольным! – ответила Николь. – Я в этом не сомневаюсь.