– Совершенно верно, – сказала Екатерина.
– И что же? – спросил Карл.
– Подождите меня здесь, сын мой, – сказала Екатерина, – я проверю, как исполнены мои приказания.
Екатерина вышла, а Карл, оставшись один, начал рассеянно ходить взад и вперед по комнате, насвистывая охотничью песенку, заложив одну руку за камзол и опустив другую, которую лизала борзая, всякий раз как он останавливался.
А Генрих ушел от шурина сильно встревоженный и, вместо того чтобы идти, как обычно, по коридору, пошел по маленькой потайной лесенке, которая уж неоднократно упоминалась и которая вела на третий этаж. Но, поднявшись всего на четыре ступеньки, он увидел на первом повороте чью-то тень. Он остановился и взялся за рукоять кинжала. И тут же узнал женщину; она схватила его за руку, и прелестный, хорошо ему знакомый голос произнес:
– Слава Богу, государь, вы целы и невредимы! Я так за вас боялась! Но, верно, Бог услышал мои молитвы.
– Да что случилось? – спросил Генрих.
– Вы все поймете, когда войдете к себе. Не беспокойтесь об Ортоне, я приютила его у себя.
Молодая женщина быстро спустилась, как будто столкнулась с Генрихом, встретив его на лестнице случайно.
– Странно! – сказал себе Генрих. – Что же произошло? Что с Ортоном?
К сожалению г-жа де Сов уже не могла слышать его вопросов: г-жа де Сов была уже далеко.
Внезапно наверху лестницы появилась другая тень: на сей раз это была тень мужчины.
– Tсc! – произнес этот человек.
– А, это вы, Франсуа?
– Не называйте меня по имени.
– Что случилось?
– Пройдите к себе, и вы все узнаете, а потом проскользните в коридор, хорошенько осмотритесь, не подглядывают ли за вами, и зайдите ко мне – дверь будет только притворена.
И он исчез, подобно призраку в театре, который проваливается в люк.
– Вот тебе раз! – прошептал Беарнец. – Загадка остается загадкой. Но раз отгадка находится у меня, пойдем ко мне и там хорошенько все разглядим.
Однако Генрих продолжал свой путь не без волнения; он обладал восприимчивостью, этим суеверием юности. В его душе все отражалось ясно, как на гладкой поверхности, а все, что он сейчас слышал, предвещало ему беду.
Он подошел к двери в свои покои и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Кроме того, раз Шарлотта сказала, чтобы он шел к себе, значит, было ясно, что бояться нечего. Он быстро заглянул в переднюю; она была пуста, ничто не указывало ему на какое-то происшествие.
– А Ортона-то в самом деле нет, – сказал он и прошел в следующую комнату.
Здесь все объяснилось.
Хотя на пол были вылиты реки воды, всюду виднелись большие красноватые пятна; одно кресло было сломано; полог был изрезан ударами шпаги; венецианское зеркало было пробито пулей, чья-то окровавленная рука, приложившись к стене, оставила на ней страшный отпечаток, свидетельствовавший о том, что эта безмолвная комната была свидетельницей борьбы не на жизнь, а на смерть.
Генрих блуждающим взглядом пробежал по этим разнородным следам драки и провел рукой по влажному от пота лбу.
– Да-а! – прошептал он. – Теперь я понимаю, что за услугу оказал мне король; какие-то люди приходили убить меня... А де Муи? Что они сделали с де Муи? Мерзавцы! Они его убили!
Как герцогу Алансонскому не терпелось поскорее рассказать Генриху о происшествии, так и самому Генриху не терпелось узнать, что произошло. Бросив на окружающие предметы последний мрачный взгляд, он выбежал из комнаты, выскочил в коридор, убедился, что никого нет, толкнул приоткрытую дверь, тщательно запер ее за собой и устремился к герцогу Алансонскому.
Герцог ждал его в первой комнате. Он схватил Генриха за руку и, приложив палец к губам, увлек его в кабинетик, помещавшийся в башенке, совершенно уединенный и благодаря этому недоступный для шпионства.
– Ах, брат мой, какая ужасная ночь! – сказал герцог.
– Да что случилось? – спросил Генрих.
– Вас хотели арестовать.
– Меня?
– Да, вас.
– За что?
– Не знаю. Где вы были?
– Вчера вечером король увел меня с собой в город.
– Значит, ему было известно все, – сказал герцог Алансонский. – Но если вас не было дома, кто же был у вас?
– А разве кто-нибудь у меня был? – спросил Генрих таким тоном, словно ничего не знал.
– Да, у вас был какой-то мужчина. Услыхав шум, я побежал к вам на помощь, но было слишком поздно.
– А этого мужчину арестовали? – с тревогой спросил Генрих.
– Нет, он опасно ранил Морвеля, убил двух стражников и убежал.
– Молодец де Муи! – воскликнул Генрих.
– Так это был де Муи? – быстро спросил герцог Алансонский.
Генрих понял, что допустил промах.
– По крайней мере, я так думаю, – ответил он, – потому что назначал ему свидание с целью сговориться о вашем бегстве и сказать ему, что все мои права на наваррский престол я уступаю вам.
– Если это станет известно, мы погибли, – побледнев, сказал герцог Алансонский.
– Да, Морвель, конечно, все расскажет.
– Морвель получил удар шпагой в горло; хирург, который делал ему перевязку, сказал мне, что недели полторы Морвель не сможет произнести ни одного слова.
– Неделя! Для де Муи этого больше чем достаточно, чтобы оказаться в полной безопасности.
– В конце концов это мог быть и не де Муи, – сказал герцог Алансонский.
– Вы так думаете? – спросил Генрих.
– Да. Ведь этот человек скрылся так быстро, что заметили только его вишневый плащ.
– В самом деле, – сказал Генрих, – этот вишневый плащ скорее подходит какому-нибудь дамскому угоднику, чем солдату. Никому и в голову не придет заподозрить, что под вишневым плащом скрывается де Муи.
– Да, – согласился герцог, – если кого и заподозрят, так скорее уж... Герцог запнулся.
– ..так уж скорее Ла Моля, – подхватил Генрих.
– Разумеется! Я и сам, глядя на бегущего, подумал было, что это Ла Моль.
– Ах, и вы так подумали? Тогда вполне возможно, что это и впрямь был Ла Моль.
– А он ничего не знает? – спросил герцог Алансонский.
– Ровно ничего, во всяком случае, ничего важного, – ответил Генрих.
– Брат мой, – сказал герцог, – теперь я уверен, что это был он.
– Черт возьми! – сказал Генрих. – Если так, то это очень огорчит королеву: она принимает в нем большое участие.