– Да хранит Господь его величество короля Наваррского!
Услышав такое пожелание, а главное – голос, который произнес эти слова, Беарнец вздрогнул.
Он повернулся к солдату и сделал шаг назад.
– Де Муи! – прошептал он.
– Да, государь, де Муи.
– Зачем вы здесь?
– Ищу вас.
– Что вам надо?
– Мне надо поговорить с вами, ваше величество.
– Несчастный, – подойдя к нему, сказал Генрих, – разве ты не знаешь, что рискуешь головой?
– Знаю.
– И что же?
– И все же я здесь.
Генрих слегка побледнел: он понял, что опасность, которой подвергался пылкий молодой человек, грозила и ему. Он с беспокойством посмотрел по сторонам и снова отступил, но не так быстро, как в первый раз.
В одном из окон Генрих заметил герцога Алансонского.
Он сразу повел себя иначе: взял из рук де Муи, стоявшего, как мы сказали, на часах, мушкет и сделал вид, что хочет осмотреть его.
– Де Муи! – сказал он. – Уж конечно, весьма важная причина заставила вас броситься в пасть волку?
– Да, государь. Я вас подстерегаю уже целую неделю. Только вчера мне удалось узнать, что вы, ваше величество, будете сегодня утром пробовать лошадь, и я встал у дверей Лувра.
– Но откуда у вас этот костюм?
– Командир роты – протестант и мой друг.
– Вот вам ваш мушкет, несите караул по-прежнему. За нами следят. На обратном пути я постараюсь сказать вам два слова, но если я сам не заговорю, не останавливайте меня. Прощайте!
Де Муи принялся расхаживать взад и вперед, а Генрих подошел к лошади.
– Что это за милая скотинка? – спросил из окна герцог Алансонский.
– Это лошадка, которую я должен попробовать сегодня утром, – ответил Генрих.
– Но она совсем не для мужчины.
– Она и предназначена для одной красивой дамы.
– Берегитесь, Генрих! Вы окажетесь предателем, потому что эту даму мы увидим на охоте, и если я не знаю, чей вы рыцарь, то хотя бы узнаю, чей вы шталмейстер.
– О нет! Даю слово, что не узнаете, – с притворным добродушием возразил Генрих, – эта дама сегодня не выйдет из дому: ей очень нездоровится.
– Ах, ах! Бедная госпожа де Сов! – со смехом сказал герцог Алансонский.
– Франсуа! Франсуа! Это вы предатель.
– А что такое с красавицей Шарлоттой? – спросил герцог Алансонский.
– Право, хорошенько не знаю, – отвечал Генрих, пуская лошадь коротким галопом и заставляя ее скакать по кругу. – Дариола сказала мне, что у нее болит голова, какая-то вялость, словом, общая слабость.
– Вам это не помешает ехать с нами? – спросил герцог.
– Мне? Почему помешает? – возразил Генрих. – Ведь вы знаете, что я безумно люблю охоту с гончими и ничто не заставит меня пропустить ее.
– Однако как раз эту вы пропустите, Генрих, – сказал герцог Алансонский, обернувшись и поговорив с кем-то, кто разговаривал с герцогом, оставаясь в глубине комнаты и был невидим Генриху, – его величество король сию минуту известил меня, что охоты не будет.
– Вот так-так! – произнес Генрих с видом глубокого разочарования. – А почему?
– Кажется, пришли очень важные письма от герцога Неверского. Король совещается с королевой-матерью и моим братом, герцогом Анжуйским.
«Ах, вот оно что! – подумал Генрих. – А не получены ли известия из Польши?».
– В таком случае незачем мне рисковать на этой гололедице. До свидания, брат мой! – ответил он герцогу.
С этими словами Генрих остановил лошадь подле де Муи.
– Друг мой, – заговорил он, – попроси кого-нибудь из твоих товарищей сменить тебя на карауле, а сам помоги конюху расседлать лошадь, положи седло себе на голову и отнеси его к золотых дел мастеру в королевскую шорную мастерскую: он должен закончить шитье, которое не успел закончить к сегодняшней охоте. А потом зайдешь ко мне с ответом.
Де Муи поспешил исполнить приказание, так как герцога Алансонского уже не было в окне: видимо, он что-то заподозрил.
И в самом деле: едва де Муи успел выйти за калитку, как у дверей появился герцог Алансонский. На месте де Муи стоял настоящий швейцарец.
Герцог Алансонский очень внимательно осмотрел нового караульного и, повернувшись к Генриху, спросила:
– Брат мой, ведь вы не с ним только что разговаривали?
– Это был парень из моего штата, которого я устроил на службу в отряд швейцарцев; сейчас я дал ему одно поручение, и он пошел его исполнить.
– А-а! – произнес герцог, как будто удовлетворившись этим ответом. – А как поживает Маргарита?
– Я сейчас иду к ней и спрошу ее.
– А разве со вчерашнего дня вы с ней не виделись?
– Нет. Вчера я пришел к ней часов в одиннадцать вечера, но Жийона сказала мне, что Маргарита устала и уже спит.
– Вы ее не застанете, она куда-то ушла.
– Очень может быть, – ответил Генрих, – она собиралась в Благовещенский монастырь.
– Разговор не мог продолжаться: Генрих, видимо, решил только отвечать.
Зять и шурин расстались: герцог Алансонский отправился, по его словам, узнавать новости, король Наваррский прошел к себе.
Не прошло и пяти минут, как он услышал стук в дверь.
– Кто там? – спросил Генрих.
– Государь, я с ответом от золотых дел мастера из шорной мастерской, – ответил знакомый Генриху голос де Муи.
Генрих, явно волнуясь, предложил молодому человеку войти и затворил за ним дверь.
– Это вы, де Муи? – воскликнул он. – Я надеялся, что вы еще подумаете!
– Государь, – ответил де Муи, – я думал целых три месяца – этого достаточно. Теперь пришло время действовать.
Генрих вздрогнул.
– Не волнуйтесь, государь, мы одни, а время дорого и я очень тороплюсь. Ваше величество, вы можете одним словом вернуть нам все, что события этого года отняли у протестантов. Давайте поговорим ясно, кратко и откровенно.
– Я слушаю, мой храбрый де Муи, – ответил Генрих, видя, что избежать объяснения невозможно.
– Правда ли, что вы, ваше величество, отреклись от протестантства ?
– Правда, – ответил Генрих.
– Да, но устами или сердцем?
– Мы всегда благодарны Богу, когда Он спасает нам жизнь, – ответил Генрих, избегая прямого ответа на вопрос, как он обычно поступал в таких случаях. – а Бог явно избавил меня от страшной опасности.