Мой личный враг | Страница: 28

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он повернулся к ней и внезапно захохотал, запрокинув голову и сверкая очень белыми, неестественно белыми зубами. Может, искусственные, как у Андрея?

— Что случилось? — спросила она осторожно.

— Ничего, — сказал он весело. — Ничего не случилось. Значит, сейчас не холодно, а пока не топили, было холодно? Замечательно!

Вот и пойми тут, о чем он говорит.

Как же они проживут целый год в одной квартире? Да она через три недели такой жизни взбесится…

Зазвонил телефон, и Александра кинулась к нему, как белогвардеец к последнему пароходу в Стамбул, отходящему от одесской пристани.

Звонила очень отдаленно знакомая Александре Света Морозова, работавшая у Вани Вешнепольского редактором.

— Ничего не известно? — первым делом спросила Александра, как только Света представилась.

— Что может быть известно, Саша? — с усталой досадой сказала Света. — Ничего не известно. Ждем, надеемся, только и всего. Надеемся, что жив. Может, и хорошо, что так долго нет никаких сведений. Труп… — она запнулась, — уже давно нашли бы, это же очевидно.

Совсем не очевидно, подумала Александра, но спорить не стала.

— Саша, мы готовим специальный выпуск программы. Он выйдет в эфир сразу после Нового года, по Ваниным материалам, — заговорила Света совсем другим, деловым тоном. — У нас лежит полным-полно видео, которое он приготовил к эфиру, и даже кое-какие письменные материалы. Из этого нужно собрать пятнадцатиминутный фильм. Сможете?

Александра быстро села на диван.

— Почему я, Света? — в полной растерянности спросила она. — Я уже не работаю почти два месяца, вы, наверное, не знаете…

— Про то, что вы не работаете, я знаю, — сказала Света деликатно. — Но сейчас дело не в том, работаете вы или нет. У нас просто физически некому этим заняться. Творческую группу расформировали сразу же, как только Быстров и Вешнепольский пропали. Я осталась фактически одна. Но я совсем не умею «делать политику». А вы пишете, насколько мне известно, очень похоже на Вешнепольского.

— Еще бы не похоже! — пробормотала Александра. — Конечно, похоже. Он же меня когда-то учил…

— Ну тем более! — с энтузиазмом воскликнула Света. — Конечно, это будет оплачено, и режиссер с вами будет работать.

— Я не знаю, — пробормотала Александра, опасаясь, что Ваниному редактору известны не все душераздирающие подробности ее биографии, а подводить человека под монастырь ей не хотелось.

— Это не имеет никакого отношения к Вике Терехиной, — жестко сказала вдруг Света. — И не будет иметь. Мы решили, что лучше всего сделаете эту работу вы. Вы дружили с Ваней, вы знаете его стиль, вы очень профессиональный корреспондент, и этого вполне достаточно.

— Я боюсь, что у вас будут неприятности, — призналась Александра.

— Не будут, — заверила ее Света. — Давайте встретимся послезавтра часов в двенадцать в пресс-баре. Я вас в лицо помню, а вы меня?

— Нет, — улыбнулась Александра.

— Ну, вот и славно, — заключила Света. — Пропуск-то вы хоть не сдали?

Филипп пребывал в ванной. Эта ежевечерняя и очень простая процедура почему-то занимала у него чудовищное количество времени, и свет за собой он никогда не гасил, так что, живи он в коммуналке, его в скором времени постигла бы участь Васисуалия Лоханкина, думала Александра. Пока он, как енот-полоскун, лил воду в ванной, у Александры было «личное время», единственное время за вечер, тогда она чувствовала себя относительно спокойно, — как смертник, которому в очередной раз отложили исполнение приговора.

Нервы, так говорила она себе.

Все дело в этих проклятущих нервах и еще в сильнейшем стрессе, который ей пришлось пережить, так формулировал ее состояние нанятый Ладкой психолог, навещавший ее первое время после катастрофы.

Через полчаса Филипп Бовэ выйдет из ванной, придет в спальню и упадет животом поперек дивана, нисколько не стесняясь своей наготы. Его кожа в скудном свете торшера всегда сияла просто неприличным здоровьем и не менее неприличным альпийским загаром. И вообще весь он был очень… приятный: широкий, плечистый, вкусно пахнущий. Пожалуй, даже нелепая прическа идеально ему подходила. Александра еще не встречала мужчин, которым бы шли длинные волосы, а Филиппа невозможно было представить с короткими. Конечно, он ниже ее ростом, но в постели это не имело никакого значения, а выходить с ним она никуда не собиралась.

Каждый вечер повторялось одно и то же.

С ужасом парализованного, оказавшегося на рельсах и уже заслышавшего приближение поезда, она ждала минуты, когда оттягивать неизбежное будет уже невозможно и придется гасить свет, крепко-накрепко зажмуривать глаза и ждать этого первого, самого страшного прикосновения…

Не зря она ничего не могла рассказывать Ладке, хотя в былые времена на «партсобраниях» обсуждалось все, и с самыми мельчайшими подробностями.

Как же она его боялась!

Его неизменной и, как представлялось Александре, холодной вежливости, его телефонных звонков, его акцента, его бритвенных принадлежностей в ванной, его записных книжек, которые она не смела взять в руки и переложить. Ей казалось, что если уж Андрей, которого она любила, не смог ее вынести, то этого абсолютно чужого человека она должна постоянно раздражать.

Почему-то он благодарил ее за ужин. Почему? Может, он смеется над ней?

Александра старательно выискивала истинную причину его благодарности и вежливости по отношению к ней и никак не могла ее найти. На первый взгляд все лучше некуда, просто образцово-показательный брак. Но… деньги? Зачем он предложил ей деньги? Чтобы потом упрекнуть в том, что она живет на чужой счет? Или обвинить в воровстве? Все возможно. Александра в этом уже убедилась. Ведь уволили же ее с работы «за хулиганство». А зачем он предупреждает ее, когда задерживается? Боится застать у нее другого мужчину?

Но это уже настоящая паранойя. И самое грустное — Александра прекрасно сознавала, что это паранойя, однако ничего не могла с собой поделать.

Хуже всего то, что ей нравилось спать с ним. Понравилось с самого начала, и с тех пор нравилось все больше и больше. Это было совсем не так, как с Андреем, которому она «вверила себя» на всю оставшуюся жизнь и должна была быть довольна всем, что бы он ни делал. С Филиппом все было проще, ярче, естественнее.

Как будто он брал ее с собой в волшебную страну, окруженную Великой пустыней и Кругосветными горами. В этой стране не было никого, кроме них двоих, не было проблем, не было неразрешимых вопросов и чудовищных ответов. В этой волшебной стране она была… нужна. Там она оправдывала любые, даже самые смелые ожидания, там она была свободна, легкомысленна и ни за что не отвечала. За все отвечал Филипп.