Открыв шкаф, Пайпер почувствовала запах одеколона, которым часто пользовался отец. Увидев вельветовый халат, висевший на крючке на обратной стороне дверцы, она уткнулась в него лицом и глубоко вдохнула его запах.
— С тобой все в порядке?
Резко повернувшись, Пайпер увидела Вейда, стоявшего в дверном проеме. На фоне яркого света, лившегося из коридора, лица было не разглядеть. Кажется, он собирался раздеваться. Пиджака и галстука на нем уже не было, пуговицы на рубашке наполовину расстегнуты…
Мучительное желание вспыхнуло в ней, словно огонь. Смущенная, Пайпер слегка качнула головой, стараясь избавиться от чувств, которые затуманили ей разум.
— Со мной… все в порядке. Только… — Она не могла найти слов. — Я очень тоскую о нем. Почему он не позвал меня, чтобы я могла с ним… попрощаться?..
Вейд переступил с ноги на ногу, стоя в дверях.
— Он хотел остаться в твоей памяти здоровым и крепким, а не больным и умирающим.
— Папа думал, я никогда не приеду?
Вейд покачал головой:
— Нет, он ждал тебя всегда.
Свет из коридора просачивался в комнату, окружая Пайпер золотистым блеском. Она казалась такой хрупкой и уязвимой, с халатом отца в руках. Пайпер держала его так, будто это была единственная вещь, которая осталась у нее в этом мире. На самом деле так оно и было.
Вейд видел: ей очень тяжело, она не могла примириться с мыслью о том, что отца ее уже нет в живых.
Он подавил в себе стремление утешить Пайпер, которое было таким же естественным, как и дыхание. Последние несколько дней он постоянно утешал друзей Рекса и его товарищей по работе. И если сейчас он станет утешать Пайпер, это будет последней каплей, которая переполнит чашу его терпения. Пайпер сама когда-то приняла роковое решение, которое он никогда ей не простит. Она решила оборвать жизнь, которую они вместе зачали и о которой он даже не подозревал. Вейд поклялся — она дорого заплатит за это!
Даже напомнив себе об этом, Вейд почувствовал, что руки его потянулись к Пайпер: дотронуться до нее, успокоить… Когда-то он очень любил эту женщину.
Сжав кулаки, Вейд засунул руки в карманы, чтобы не дать им волю.
В день их последней и самой крупной ссоры, прежде чем уехать за океан, она дала ему ясно понять: ей ничего от него не нужно. Даже сейчас она вела себя с ним так, будто он был для нее чужим и ничего не значащим человеком.
Вейд привел свои мысли в порядок и напомнил себе: ее показная слабость — не более чем маска. Пайпер Митчелл могла справиться с любой ситуацией.
Вейд слегка покачал головой, чтобы прийти в себя. Ему требовалось время, чтобы справиться с ощущением горя, которое отнимало у него силы, превращало его в слабого человека и заставляло думать о Пайпер.
Он вынул одну руку из кармана и жестом указал на комнату:
— Мне надо убрать отсюда вещи твоего отца. Ты поможешь мне?
Она задумчиво кивнула. Этот жест был типичен для нее. Он означал: Пайпер слишком погружена в собственные мысли, чтобы обращать на кого-то внимание.
— Послушай, сегодня был тяжелый день, — продолжил он. — Может быть, ты пойдешь спать? С вещами твоего отца можно подождать.
— Хорошо, но не выбрасывай ничего без меня.
— Конечно, — сказал он, стараясь освободить свой голос от ноток сострадания. — Кстати, утром у меня встреча с нотариусом Рекса — он зачитает его завещание. Ты тоже приходи, послушай. По правде сказать, содержание завещания мне уже известно, но ты, возможно, захочешь услышать то, что касается тебя.
Пайпер кивнула:
— Конечно, я приду.
Вейд отступил в сторону, чтобы пропустить ее. Но Пайпер, зацепившись ногой за край ковра, пошатнулась, и Вейд инстинктивно поддержал ее — точно так же, как сегодня утром. И снова она прижалась к нему, ища поддержки.
Она взглянула на него, и глаза ее были затуманены скорбью.
— Спасибо тебе. Наверное, мне надо бросать эту привычку падать, да?
— Неплохая идея, — согласился Вейд, хотя тело его мгновенно загорелось от ее близости.
Он взял ее за плечи. Было бы так просто разжечь эту старую искру и прикоснуться к ее губам. Влажные и соблазнительные, они уже приоткрылись, будто призывая его. Черные зрачки расширились настолько, что затмили собой цвет ее глаз.
Ее округлые упругие груди упирались ему в грудь, и тело его возродилось к жизни. Вейд молча отругал себя за то, что вновь оказался дураком. Его влечение к Пайпер должно было быть давным-давно подавлено. Он ощутил, как она напряглась и замерла в ответ на его явную физическую реакцию.
Руки его крепко сжались, а дыхание застыло в груди, когда он попытался подавить в себе своих демонов. Пайпер всегда была для него воплощением соблазна.
Вейду нестерпимо захотелось сорвать с нее эту поношенную одежду, обнажить восхитительное тело, погладить шелковистую нежную кожу, но вместо этого он осторожно отодвинул ее от себя. Вейд не мог допустить, чтобы страсть, хотя бы и на короткое время, затмила его разум.
Пайпер отступила еще дальше назад, все еще прижимая к груди халат отца.
— Значит, до завтра? — спросила она, и ее непринужденный голос прозвучал натянуто в напряженной атмосфере, образовавшейся между ними.
— До завтра? — не понял он.
— Когда утром придет нотариус? — уточнила Пайпер.
— Не очень рано. Поэтому нет необходимости торопиться.
— Хорошо. Тогда увидимся за завтраком.
Она проскользнула мимо него и направилась через холл в свою комнату. Он смотрел ей вслед: грациозная походка, плавное покачивание бедер…
Говорят, что месть — это блюдо, которое лучше всего подавать холодным, но Вейд предпочитал горячее. Горячее, дымящееся, сексуальное и полностью удовлетворяющее его во всех отношениях.
Он восстановит свою поруганную честь и, когда настанет время, насладится каждым моментом.
Оказавшись в своей комнате, Пайпер опустилась на кровать и прикоснулась пальцами к губам. Она была уверена, что Вейд поцелует ее. Огонь в его глазах был таким ярким… В ней вновь вспыхнули чувства и желания, которые она не испытывала очень давно.
Что заставило его остановиться?
Кожа ее до сих пор горела. Нервы были натянуты, как тетива на луке. Встав с кровати, Пайпер стала расхаживать по комнате, неожиданно почувствовав в себе энергию, которая настойчиво требовала разрядки.
Кого она обманывала? Она прекрасно знала, какая разрядка была ей нужна. И с кем. Но этого не произойдет. Она не сомневалась в том, что им будет хорошо сейчас, — как и тогда, — но не могла позволить себе вновь встать на этот путь. Он неминуемо закончится нарушенными обещаниями и разбитыми сердцами.
А Пайпер хотела исправить прежние ошибки и доказать себе, что она стала другим человеком. Не эгоистическим созданием, добивающимся исполнения любой своей прихоти, а человеком, который приносит пользу людям и миру.