Застонав как от боли, Камал склонился над ней, но Элия выставила вперед ладонь.
– Тогда я поняла, почему мне всегда казалось, будто я наблюдаю за миром через забор. Клянусь, что больше никогда не употребляла этих таблеток. Борьба была длительной и трудной, но я победила, и родители меня отпустили. Первые месяцы своей самостоятельной жизни я прожила словно в аду. Я отчаянно боролась с депрессией, чтобы не сорваться снова. Отвыкание проходило очень болезненно. У меня были все симптомы «ломки». Я терпела изо всех сил, но люди сторонились меня. Но мне было все равно, что думали обо мне люди. Я была решительно настроена продержаться до конца. Но период отвыкания затянулся надолго, и я уже начала думать, что зависимость от таблеток и их ужасный побочный эффект лучше, чем «ломка». Затем я встретила тебя, и у меня появилась надежда. Теперь мне было что терять. Во мне забурлила энергия, и я испугалась, что она может перелиться через край, как в детстве. Мне нужна была психологическая поддержка. Поэтому я купила таблетки и спрятала их лишь для того, чтобы мне было спокойнее. Клянусь, что никогда их не принимала. Но когда ты спросил меня, не употребляла ли я в юности наркотики, я запаниковала. Мне было так стыдно осознавать, особенно перед тобой, таким уверенным в себе и лучшим во всех отношениях, что я большую часть своей жизни находилась в зависимости от таблеток, а оставшуюся – в «ломке». Я думала, ты начнешь испытывать ко мне отвращение. Именно поэтому я и сказала «нет». Но это не было ложью. Я никогда не принимала наркотиков добровольно. Затем ты меня бросил, и в беспросветном отчаянии, которое за этим последовало, я нуждалась в притуплении чувств, которое давали таблетки. Боль была такой невыносимой, что я чуть было не сдалась. Но все же выстояла. За два года я научилась смотреть в глаза реальности и твердо стоять на ногах. Я начала рисовать, научилась ездить верхом и сражаться на мечах. И вот теперь, когда я думала, что нашла свой жизненный путь, мой мир снова перевернулся и уже ничего не будет как прежде…
Камал чувствовал мучительную боль, которая простиралась в бесконечность без надежды на исцеление. Ту, которая побуждает людей сводить счеты с жизнью.
Но собственные чувства не имели для него значения. Только ее. Он должен дать ей объяснение. Не оправдывать себя, а показать, что в своих поступках руководствовался фактами, хоть и ошибочными. Надеяться, что когда-нибудь Элия сможет его простить.
Тогда он впервые попытался выразить словами свою первую боль, которая таилась в его душе все эти годы.
– Когда мне было двадцать два, мой кузен и друг детства Хоссам умер от передозировки. Но душевную рану мне нанесла не его смерть, а то, что происходило в предшествующие годы. Он стал наркоманом в пятнадцать, и происходящие с ним перемены медленно подтачивали меня изнутри. Его родители и я пытались сделать все возможное, чтобы его спасти, а он в ответ обрушивал на нас свою ярость и ненависть. Затем поддерживающая терапия начала приносить положительные результаты, он стал потихоньку выкарабкиваться, и мы боялись нарушить этот хрупкий баланс. Но ему все же удалось выскользнуть из-под нашего наблюдения и взяться за старое. Его ложь, вспышки ярости и наши неоправдавшиеся надежды опустошили нас. Затем он умер, оставив нам еще одну причину для угрызений совести – наше облегчение от того, что все наконец кончилось.
Воцарилось тяжелое молчание. Элия заговорила первой.
– Так вот почему ты меня бросил. Думал, что из-за меня тебе придется пройти через тот же ад. – Ее шепот отзывался болью у него внутри.
– У меня были такие мысли, но я не поэтому.
Язык и губы еле шевелились, словно его парализовало. Камал знал, что наступил момент истины. Он должен быть честен перед ней и самим собой. – Нет, ты права. Я еще недостаточно тебя любил и потому искал причину не бороться за тебя, чтобы избежать повторения ужасных мук. Я обвинил тебя по всем статьям, даже не выслушав.
– По всем статьям? – удивилась она. – Я была виновата перед тобой в чем-то еще?
Сгорая от стыда, Камал, не в силах смотреть жене в глаза, опустил голову ей на колено и признался в остальном. Когда Элия наконец нарушила молчание, последовавшее за этим признанием, ее голос был полон горечи:
– Шейн… Я никогда даже не подозревала… Я поверила всему, что он мне сказал… Шейн был так добр ко мне, как брат, которого у меня никогда не было, и он воспользовался моим доверием. О боже… Когда ты меня бросил, со мной случилась истерика прямо у него на глазах. Я искала объяснение нашему разрыву, и Шейн рассказал мне о твоем визите. О том, как он пытался тебя убедить, что между нами ничего нет, но ты якобы сказал, что тебе это безразлично, потому что я тебе не нужна. И твое поведение во время нашей последней встречи подтверждало его слова. Это Шейн во всем виноват. Это он настроил нас друг против друга…
Камал поймал ее дрожащие руки.
– И поплатился за то, что сделал с тобой, обернув свою ненависть против самого себя и разрушив свою жизнь, как почти разрушил твою. Но я единственный, кто во всем виноват. Не имеет значения, что он сделал. Это я обвинил тебя во всех смертных грехах, нанес тебе сокрушительный удар, причинил боль.
Элия покачала головой.
– У тебя была причина… слишком много причин… считать меня не только наркоманкой, но и… шлюхой. Боже мой, я помню, как ты меня так назвал той ночью. Но что еще ты мог обо мне подумать?
Камал взял в ладони ее лицо. Он должен был ее остановить.
– Нет, милая, тебе не снять с меня бремя вины. Ничто не может оправдать то, что я сделал. Я был жестоким, эгоистичным мерзавцем, который из-за своей гордости чуть не разрушил твою жизнь. И уцепился за возможность быть оправданным. Я заслуживаю самого сурового наказания. Накажи меня, Элия. Ты должна меня наказать, а потом потребовать любую компенсацию.
В ответ на это Элия разразилась слезами. Тогда он, вне себя от отчаяния, притянул ее к себе и крепко обнял.
– Не плачь, я не стою твоих драгоценных слез.
Покачав головой, Элия еще сильнее затряслась от рыданий. Он продолжил:
– Скажи мне, любимая, что я могу сделать, чтобы искупить свою вину? Умоляю тебя, требуй от меня все, что угодно.
Элия пыталась что-то сказать, но ее всякий раз душили рыдания, и она замолкала. Тогда она, закрыв глаза, прижалась к нему и постепенно рыдания утихли.
Не открывая глаз, она неожиданно прошептала:
– Ты всегда был моей любовью, моей душой, моей жизнью. Я всегда тебя боготворила.
– Ты моя жена, моя королева, властительница моей жизни. Ты для меня все.
Ее глаза распахнулись, и, к своему облегчению, Камал больше не увидел в них следов пережитой боли. В них снова появился озорной блеск, придававший им особую красоту.
– Ты правда хочешь понести наказание? Знаешь, это отдает мазохизмом. Но раз ты к этому готов… Знаешь, я всегда хотела довести тебя до беспамятства на нашем брачном ложе.