Утро началось достаточно обычно. Если вообще в их ситуации что-то можно было назвать обычным. После обеда он решил прибраться в доме, хотя повсюду было чисто. Но ему нужно было заняться какой-нибудь физической работой. Однако работа лишь усилила напряжение.
Затем пришла Марам, понаблюдала за ним и присоединилась к уборке.
Потом она стала инициатором очередного спора, который они продолжили в гостиной. Они спорили и затем, разойдясь, он пошел в ванную комнату, она — на кухню.
— Если все мужчины, особенно богатые принцы, обречены на встречу со скупыми, хладнокровными, хитрыми колдуньями, как ты объяснишь ситуацию с твоими братьями?
— Ты хочешь знать, как они появились на свет? — ответил он, в третий раз полируя зеркало в ванной комнате и пытаясь подольше побыть вдали от Марам. — Кстати, они и я родились от скупой и хладнокровной женщины.
Он услышал звон кастрюль и ее хихиканье:
— Ты говоришь о своей матери?
— И о моей мачехе. Я просто озвучиваю факты. Если хочешь проверить, я отсылаю тебя к источникам, которые подтвердят мое мнение.
— Важнейшим из этих источников будет, конечно, твой отец. Но его показания субъективны. Я хотела бы услышать более объективные мнения — от самих женщин.
Он снова помыл и высушил раковину:
— В случае моей матери тебе понадобится сеанс вызывания духов и сильная ведьма, которая не позволит ей украсть твою душу и завладеть твоим телом. Во время общения с моей мачехой тебе придется надеть амулет, чтобы она не высосала из тебя кровь.
Услышав ласкающий уши смех, он сердито уставился на себя в зеркало, стараясь сдержать глупую улыбку.
Когда Амджаду удалось изобразить привычную ядовитую ухмылку, он вышел из ванной комнаты. Он увидел, что Марам уложила волосы в высокий пучок и закрепила его карандашом вместо заколки, мелкие прядки падали на ее раскрасневшееся лицо. Она закатала рукава и брючины, надела чистые кроссовки. В таком виде Марам и мыла пол. При виде ее Амджад возбудился так, словно она была в туфлях на высоких каблуках, стрингах и бюстгальтере пуш-ап.
С трудом проигнорировав эти острые ощущения, Амджад прошел на кухню и начал варить кофе.
— Теперь, после твоего рассказа, я знаю: твоя мать тоже представляет опасность.
Она усмехнулась, но не стала отвечать, а только усерднее потерла пол у своих ног.
— Моя мать не стала бы красть души или пить чью-то кровь. Размышляя о своей жизни и сопоставляя все плюсы и минуты, я понимаю: она старалась делать то, что лучше для меня.
Амджад поочередно поднял ноги, давая ей возможность протереть под ними пол, и с жалостью на нее посмотрел:
— Скорее я поверю в то, что мы будем кататься на лыжах по пустыне.
Она одарила его ослепительной улыбкой:
— Ты так и не объяснил мне, почему с твоими братьями все произошло иначе. Шахин согласился на изгнание, Харрис бросил вызов местным обычаям и нажил множество сильных врагов — ради того, чтобы быть с любимой женщиной. Они с радостью пожертвовали бы всем.
Амджад вздохнул:
— Шахин — романтичный болван, а в мозгу Харриса произошли необратимые изменения после того, как он получил огнестрельное ранение, солнечный удар и длительное время находился под воздействием женского бесстрашия. Посмотрим, что они почувствуют после того, как закончится их медовый месяц, и в кого превратятся их обожествляемые жены через несколько лет, родив детей.
— Ты уверен, они превратятся в дьяволиц, да?
Он кивнул:
— Но даже если мои братья заслуживают этого, как идиоты, я надеюсь — они не пострадают от своих жен.
Она фыркнула от восторга:
— Вот так проявление любви старшего брата!
— Я знаю. Я очень сентиментальный.
— А Элия? У нее уже двое детей, и ее медовый месяц давно закончился. Я сама видела: она и Камал безумно влюблены друг в друга.
Амджад преувеличенно резко вздрогнул:
— Не напоминай мне о них! Камал превратился в щенка, который виляет хвостом при виде Элии. Как подумаю об этом, меня прошибает пот. Жуткая ситуация!
— И ты отказываешься признать, что она сделала его счастливым и довольным и у него нет оснований для подозрений!
Амджад размышлял над ее словами, когда она неожиданно повернулась и внезапно вынула карандаш из волос. Волосы золотистым потоком с шелестом упали ей на плечи.
Он должен был признать, что готов сдаться…
— Если бы я мог обижаться, то оскорбился бы, заметив твою очевидную тактику, которую ты применяешь, чтобы заполучить меня в мужья.
Марам повернулась к нему лицом и посмотрела на него с видом триумфатора, признающего его поражение. Потом она положила подбородок на руки, которыми опиралась о швабру, и изогнула губы в усмешке:
— С какой стати тебе пришло в голову, что я хочу выйти за тебя замуж?
Он едва не простонал от облегчения.
Мысленно поблагодарив Марам за категоричный взгляд: мол «Ты не заслуживаешь того, чтобы я стала твоей женой», он пожал плечами:
— Я не знаю… Может быть, это оттого, что ты постоянно меня преследуешь после той проклятой конференции!
Она весело на него посмотрела и ушла, чтобы поставить швабру в кладовку.
— Ты совсем неверно расценил мой интерес. Мне и в голову не приходило выходить за тебя замуж. Сейчас замужество для меня все равно что предание анафеме.
Амджад протянул ей кружку с кофе:
— Значит, ты не хочешь, чтобы я стал твоим мужем?
— Однозначно и бесповоротно — нет! — Она отпила кофе и тихонько простонала от удовольствия, продолжая сводить Амджада с ума. — Но я хочу тебя.
Казалось, что прошла вечность, прежде чем Амджад спросил:
— Как партнера по сексу?
Марам опустила глаза, словно фраза «партнер по сексу» ее покоробила. Когда она снова на него посмотрела, в ее глазах читалось множество противоречивых эмоций.
— Помимо всего остального.
— То есть? Кем еще я могу для тебя стать — трофеем, спонсором, сторожевым псом, вышибалой?
Ее губы дрогнули.
— Все вышеперечисленное превосходно, но мне это не нужно. Ты нужен мне для многого, например как спарринг-партнер в разговоре, психический стимулятор, объект для снятия стресса и обретения хорошего настроения, партнер по танцам.
Он почувствовал, как весь дрожит, когда вообразил себя в описанных ею ролях.
Неожиданно Марам посерьезнела:
— У нас обоих был неудачный брак. Но я считаю, мы сможем выстроить отношения, которые будут радовать и удовлетворять нас обоих. Сейчас мы в такой ситуации, когда можем делать то, что хотим, не обращая внимания на требования нашей культуры и нашего статуса.