В самом деле: заметив опечаленную и весьма почтительную физиономию Бемера, Мария-Антуанетта вернулась.
Она одарила его улыбкой — он истолковал улыбку в самом благоприятном для себя смысле и осмелился попросить секундную аудиенцию, которую королева обещала дать ему в два часа.
Пробило два часа, ювелир был на своем посту; его ввели в будуар ее величества.
— Что еще, Бемер? — завидев его издали, заговорила королева. — Вы хотите поговорить со мной о драгоценностях? Но, знаете ли, вам не повезло!
Ювелир приблизился к ней с вежливой улыбкой.
— Я могу напомнить вам, ваше величество, что вчера королева о нас забыла, — произнес он, обнажая желтые, но не страшные зубы.
— Забыла? То есть как? — спросила удивленная королева.
— Да ведь вчера... был срок…
— Срок?.. Какой срок?
— Простите, ваше величество, если я позволил себе… Я прекрасно понимаю, что это нескромно. Быть может, королева не подготовилась… Это было бы большим несчастьем, но в конце концов…
— Послушайте, Бемер! — воскликнула королева. — Я не понимаю ни одного слова из того, что вы тут наговорили! Объяснитесь, дорогой мой!
— Вчера был первый срок платежа за ожерелье, — робко сказал Бемер.
— Так вы продали ожерелье? — спросила королева.
— Но… — ошеломленно глядя на нее, произнес Бемер, — по-моему, да!
— И те, кому вы их продали, не заплатили вам, мой бедный Бемер. Скверно! Эти люди должны поступить так же, как поступила я: не имея возможности купить ожерелье, они должны вернуть его вам, оставив вам задаток!
— Ваше величество! — воскликнул Бемер, с которого Градом катился пот.
— Вы говорите, что вы вернули мне ожерелье?
— К счастью, у меня есть средство освежить вашу память, ибо вы человек весьма забывчивый, чтобы не сказать хуже, господин Бемер.
Королева направилась к шифоньерке, вынула оттуда бумагу, развернула ее и медленно протянула злосчастному Бемеру.
— По-моему, слог ясен, — сказала она и села, чтобы ей было удобнее смотреть на ювелира, пока он будет читать.
— Но, сударыня, — воскликнул Бемер, задыхаясь и от бешенства, и от страха, — эту расписку подписывал не я!
Королева отшатнулась; ее сверкающие глаза метали молнии.
— Вы отказываетесь от своей подписи! — сказала она.
— Решительно отказываюсь… Хотя бы мне пришлось оставить здесь свободу и жизнь, я никогда не получал этого ожерелья. И если бы вот тут стояла плаха, а вот здесь — палач, я повторил бы еще раз: «Нет, ваше величество, это расписка не моя!»
— В таком случае, сударь, — слегка побледнев, сказала королева, — это значит, что я вас ограбила. Значит, ваше ожерелье у меня?
Бемер порылся в своем бумажнике, вытащил письмо и протянул королеве…
— Я думаю, ваше величество, — произнес он голосом почтительным, но прерывающимся от волнения, — что если бы вы хотели вернуть мне ожерелье, то не написали бы вот эту расписку.
— Да что это за бумажонка? — вскричала королева. — Я никогда этого не писала! Да разве это мой почерк?
— Но письмо подписано, — возразил уничтоженный Бемер.
— «Мария-Антуанетта Французская»!.. Да вы с ума сошли! Да разве я «Французская»? Разве я не эрцгерцогиня Австрийская? Разве не абсурд, что это написано мною?
Полно, господин Бемер! Это очень грубая работа — передайте вашим подделывателям!
— Моим подделывателям… — едва не потеряв сознание, пролепетал ювелир. — Ваше величество! Вы подозреваете меня, Бемера?
— Вы подозреваете меня, Марию-Антуанетту? — высокомерно произнесла королева.
Бемер вынужден был опереться на кресло; пол под ним заколебался. Бемер вдыхал воздух большими глотками, и багровый апоплексический румянец сменил мертвенную, обморочную бледность.
— Верните мне мою расписку, — сказала королева, — я считаю верной ее, и заберите ваше письмо, подписанное «Антуанеттой Французской» — любой прокурор объяснит вам, чего она стоит.
Вырвав у него из рук расписку, она швырнула ему письмо, повернулась к нему спиной и вышла в соседнюю комнату, оставив несчастного, ничего не понимавшего Бемера наедине с самим собой. Вопреки всякому этикету, он рухнул в кресло.
Придя в себя, он, совершенно оглушенный, выскочил из апартаментов королевы и столкнулся с Босанжем.
С самым плачевным видом они направились к выходу, но им загородил дорогу один из офицеров королевы — она требовала к себе либо одного, либо другого. Пусть читатель вообразит себе их радость и их готовность повиноваться приказу.
Их провели к королеве без всяких задержек.
Королева, казалось, поджидала их с нетерпением.
— Господа! — увидев ювелиров, начала королева. — Я уже успокоилась. Мне пришла в голову мысль, которая меняет мое отношение к вам. Нет ни малейшего сомнения, что в этом деле мы с вами — и вы, и я — стали жертвами обмана... который для меня уже не тайна.
— Значит, вы, ваше величество, кого-то подозреваете?
— Отвечайте на мои вопросы. Вы говорите, что брильянтов у вас уже нет?
— Уже нет, — ответили оба ювелира.
— Вам нет необходимости знать, кому я отдала их с тем, чтобы передать вам, — это мое дело… Но разве вы не видели... графиню де ла Мотт?
— Простите, ваше величество, мы ее видели…
— И она ничего не передавала вам... от моего имени?
— Нет, ваше величество. Ее сиятельство сказала нам только: «Ждите».
— Ну, а это письмо от меня... кто вам его вручил?
— Это письмо? — переспросил Бемер. — Письмо, которое вы, ваше величество, держите в руках? Его принес нам ночью какой-то неизвестный курьер.
— Пусть пошлют за графиней де ла Мотт, — спокойно сказала королева. — И вы никого не видели? — с той же невозмутимостью продолжала она. — Вы не видели господина де Роана?
— Господина де Роана мы, конечно, видели, он заезжал, чтобы нанести нам ответный визит и узнать…
— Прекрасно! — произнесла королева. — Остановимся на этом. Коль скоро господин кардинал де Роан все еще участвует в этом деле, вы напрасно пришли бы в отчаяние. Я догадываюсь: графиня де ла Мотт, сказав вам: «Ждите», должно быть, хотела… Вы только разыщите господина кардинала и повторите ему то, что сейчас сказали мне. Не теряйте времени и присовокупите, что мне все известно.
— Вы разрешаете нам сообщить вашему величеству его ответ?
— Я узнаю обо всем раньше вас, — сказала королева, — и я же выведу вас из затруднительного положения. Идите!