– Я для этого недостаточно богат. Граф нахмурился и с любопытством взглянул на Жильбера.
– Не говори о вещах, в которых ты не разбираешься. У взрослых людей это бывает от глупости, у юнцов – от заносчивости. Тебе позволительно быть гордым, но глупым – нет. Скажи ты, что недостаточно богат, чтобы быть дураком, – это я способен понять. Итак, подведем итоги: что ты сделал?
– Пожалуйста. Я уподобился поэтам и размечтался, вместо того, чтобы действовать. Мне захотелось прогуляться по тем же дорожкам, где я когда-то с наслаждением мечтал о любви… И вдруг действительность предстала предо мною, когда я был к этому не готов: действительность убила меня на месте.
– Не так уж плохо, Жильбер. Человек в твоем положении напоминает дозорного на войне. Такие люди должны быть всегда настороже: в правой руке – мушкет, в левой – потайной фонарик.
– Одним словом, ваше сиятельство, я потерпел неудачу. Мадмуазель Андре назвала меня подлецом, негодяем и сказала, что прикажет меня убить.
– Ну, хорошо! А как же ребенок?
– Она сказала, что ребенок – ее, а не мой.
– Что было дальше?
– Я удалился.
– Эх!..
Жильбер поднял голову.
– А что бы сделали вы на моем месте?
– Не знаю. Скажи мне, что намерен делать дальше ты.
– Наказать ее за свое унижение.
– Хорошо сказано.
– Нет, ваше сиятельство, это не просто слова, я принял твердое решение.
– Однако.., ты, возможно, выболтал свою тайну, отдал деньги?
– Моя тайна осталась при мне, и я никому не намерен ее открывать. А деньги – ваши, я их возвращаю.
Жильбер расстегнул куртку и достал из кармана тридцать банковских билетов; раскладывая их на столе перед Бальзамо, он внимательно пересчитал деньги.
Граф взял их и перегнул, продолжая следить глазами за Жильбером, на лице которого не отразилось ни малейшего волнения.
«Он честен, не жаден… Он не лишен ума и решимости: настоящий мужчина», – подумал граф.
– А теперь, ваше сиятельство, – проговорил Жильбер, – я должен дать вам отчет о двух луидорах, которые вы мне дали.
– Это лишнее, – возразил Бальзамо. – Вернуть сто тысяч экю – благородно, возвращать сорок восемь ливров – мальчишество.
– Я не собирался их вам возвращать, я хотел только рассказать, на что я их потратил, чтобы вы убедились, что мне нужна еще некоторая сумма.
– Это другое дело. Так ты просишь?..
– Я прошу…
– Зачем?
– Чтобы сделать то, о чем вы только что заметили:
«Хорошо сказано».
– Ну, хорошо. Ты собираешься отомстить за себя?
– Да. Надеюсь, это будет благородная месть.
– Не сомневаюсь. Но ведь и жестокая?
– Да.
– Сколько тебе нужно?
– Двадцать тысяч ливров.
– Ты не тронешь эту женщину? – спросил Бальзамо, полагая, что остановит Жильбера своим вопросом.
– Не трону.
– И ее брата?
– Нет. И отца не трону.
– Ты не станешь на нее клеветать?
– Я никогда не раскрою рта, чтобы произнести ее имя.
– Понимаю. Однако это все едино: прирезать женщину или убить ее постоянными бравадами… Итак, ты хочешь погубить ее, беспрестанно показываясь неподалеку от нее, преследуя ее оскорбительными ухмылками и полными ненависти взглядами.
– Я далек от того, о чем вы говорите. Я хочу вас попросить на тот случай, если у меня появится желание покинуть Францию, дать мне возможность бесплатно переплыть море.
Бальзамо вскрикнул от удивления.
– Ну, мэтр Жильбер, – произнес Бальзамо пронзительным и, в то же время, ласковым голосом, в котором, между тем, не угадывалось ни боли, ни радости, – мне кажется, вы непоследовательны, а ваша незаинтересованность – показная. Вы просите у меня двадцать тысяч ливров, из которых ни одного не можете взять на то, чтобы нанять судно?
– Не могу, ваше сиятельство; у меня на это – две причины.
– Какие же?
– Первая заключается в том, что у меня не останется ни гроша к тому времени, как я соберусь к отплытию, потому что – попрошу это отменить, ваше сиятельство, – деньги мне нужны не для себя. Я прошу их для исправления той ошибки, которую я совершил не без вашей помощи…
– Ах, до чего же ты злопамятен! – поджав губы, заметил Бальзамо.
– Это естественно… Итак, я прошу у вас денег на то, чтобы, как я уже сказал, исправить ошибку, а не затем, чтобы прожить их для своего удовольствия. Ни один су из этих двадцати тысяч ливров не ляжет в мой карман. Они предназначены для других целей.
– Для твоего ребенка, как я понимаю…
– Да, ваше сиятельство, для моего ребенка, – не без гордости отвечал Жильбер.
– А как же ты?
– Я? Я сильный, свободный, умный. Я всегда сумею прожить, я хочу жить!
– Ты будешь жить! Бог никогда еще не наделял столь сильной волей тех, кому суждено преждевременно уйти из жизни. Господь позаботился о том, чтобы потеплее укрыть растения, которым предстоит пережить долгую зиму. Точно так же он одевает в стальную броню сердца тех, кому предстоят суровые испытания. Однако мне кажется, ты упомянул о двух причинах, по которым не можешь отложить тысячу ливров. Итак, во-первых – порядочность.
– А во-вторых, – осторожность. В тот день, когда я покину Францию, мне, возможно, придется скрываться… Если мне нужно будет идти в гавань на поиски капитана, потом – передавать ему деньги – я предполагаю, что именно так это обычно делается, – все это не будет способствовать моей безопасности.
– Ты полагаешь, я сумею помочь тебе скрыться?
– Я знаю, что это вам по плечу.
– Кто тебе это сказал?
– В вашем распоряжении слишком много сверхъестественных сил. Было бы странно, если бы вы не располагали целым арсеналом средств обыкновенных. Колдун может быть уверен в себе, только когда у него есть в запасе спасительный выход.
– Жильбер! – заговорил вдруг Бальзамо, протягивая руку к юноше. – Ты отважен, добро и зло переплетены в тебе, как это бывает обычно у женщин; ты вынослив, честен не напоказ; я сделаю из тебя великого человека; оставайся здесь, этот особняк – надежное пристанище; я на несколько месяцев собираюсь покинуть Европу, л возьму тебя с собой.
Жильбер внимательно выслушал графа.
– Спустя несколько месяцев, – отвечал он, – я бы, возможно, не отказался. Сегодня я вынужден вам сказать: «Благодарю вас, ваше сиятельство, ваше предложение для меня лестно, однако я должен отказаться».