А потом наступил день, когда она поняла. Мама стирала пыль со своих безделушек, и на лице ее играла отрешенная улыбка. Руки бережно касались фарфоровых изгибов, легко скользили по ним. Света со странным чувством следила за мамиными пальцами. Ей хотелось закричать, чтобы вывести ее из транса. Нагрубить, обидеть – пусть она лучше плачет, чем так улыбается!
Отчим в соседней комнате включил телевизор, и хор из «Обыкновенного чуда» пропел:
Займемся обедом, займемся нарядами,
Заполним заботами быт.
Так легче, не так ли?
Так проще, не правда ли?
Не правда ли, меньше болит?
Мама кивала задумчиво в такт музыке. Она не вслушивалась в слова. А Света услышала.
И вспомнила недавний разговор с Дроздом. «Как она могла после папы выйти замуж за этого?! – кричала тогда Света. – Как она вообще могла так быстро выйти замуж?!»
Лешка посмотрел на нее очень взрослым взглядом. И сказал то, что она никак не ожидала услышать.
«Ты знаешь, в Англии одно время существовал интересный закон. Вдовцам и вдовам запрещалось создавать новые семьи в течение, кажется, двух лет после смерти супруга. Как ты думаешь, почему?
– Потому что это аморально, – хмуро ответила Света.
– Дело не в морали! Закон защищал их имущество, чтобы из-за скоропалительного брака оно не переходило в руки недостойного человека.
– Ни один нормальный человек не станет так быстро жениться после смерти того, кого он любил!
– Ты ошибаешься. Многие из них очень быстро выходили замуж. Буквально за первого встречного. Причем так поступали именно те, у кого брак был удачным.
– Но почему?!
– Потому что они привыкли быть счастливыми, Света.
Дрозд помолчал, дожидаясь, пока смысл его слов дойдет до нее.
– Тот, кто был несчастен, овдовев, наслаждался свободой. А тот, кто любил супруга, стремился побыстрее найти новую пару. Людям казалось, что так они опять обретут счастье».
…Песня закончилась. Света подошла к полке и принялась расставлять фигурки, зная, что никогда не разобьет ни одну из них.
– Они такие красивые, правда? – Мать со смущенной улыбкой смотрела на нее.
– Очень, – сказала Света. – Очень красивые.
И когда мама вышла из комнаты, даже смогла не расплакаться.
* * *
Почти все время Рыбаков молчал. Это было не враждебное молчание, просто погруженность в себя. Лишь один раз он очнулся от своей задумчивости, когда Света заметила старенький телевизор и вслух удивилась:
– Неужели здесь ловит?
– У меня антенна на крыше, – ответил Олег. – Не такая уж тут глушь. К сожалению.
– Я с трудом нашла к вам дорогу.
– Потому что ехали через Завидово. А можно было с другой стороны – и проще, и быстрее. А в пяти километрах отсюда электричка ходит.
Света мысленно поклялась, что поставит на навигатор другую программу. Или лучше купит бумажную карту.
– У меня один канал настроен: «Культура». – Рыбаков говорил глуховато. – Там неплохие фильмы бывают. Недавно «Золотого теленка» смотрел, новую экранизацию.
– Меньшиков вас не разочаровал? – спросила Света, чтобы поддержать разговор. Рыбаков выглядел немного сонным, ей хотелось его чуть расшевелить.
Рыбаков не просто расшевелился, а вскинулся.
– Меньшиков – отличный актер! – резко ответил он. – Но кто такой актер, вы понимаете? Это сосуд! Его наполняет режиссер. Идеальный актер – это совершенно пустой сосуд, который можно наполнить чем угодно. И когда вы говорите: «ах, удивительно, что такой отличный актер Сидоров так плохо сыграл роль Гамлета», это неверно! Вы должны говорить: ах, как плохо режиссер использовал такого отличного актера Сидорова. Режиссер, понимаете? Это будет справедливо.
Он помолчал и повторил, успокаиваясь:
– Справедливо…
Перед уходом Света не выдержала:
– Олег Иванович, можно один вопрос?
– Один можно, – разрешил Рыбаков.
– Я знаю, вы не любите посторонних в своем доме…
– Не посторонних тоже не люблю. Кроме вас здесь никого и не было. Почти никого.
– Тогда почему вы согласились на эту съемку?
– Потому что за мной был должок Дрозду. А теперь мы с ним квиты.
– Какой должок? – живо спросила Света.
Ей показалось, что в непроницаемых глазах Рыбакова мелькнуло злорадство.
– А это уже второй вопрос.
* * *
– Давай сначала, – сказал Дрозд. – Итак, ты приезжала к Рыбакову, чтобы сфотографировать его для журнала. Несколько дней спустя Олега убили. Причем в точности так, как в его последней пьесе: закололи ножом. Зачем так сложно? Есть масса более простых и верных способов убить человека. Кто-то очень хотел, чтобы его гибель соответствовала тексту.
– А ты читал эту пьесу – «Человек из дома напротив»?
– Сразу же, как только узнал о его смерти. Света, никаких совпадений. Рыбаков адаптировал для театра старый добрый английский детектив.
– Единство места и времени, замкнутый круг подозреваемых?
– Угу.
– А кто жертва? Писатель? Актер?
– Добропорядочный буржуа. Его семья начинает склоки вокруг убитого, выплывают неприглядные детали их жизни.
Света задумалась.
– Где-то я это уже читала…
– Я тоже, причем не один раз. Идея не нова. Только у Рыбакова в силу обстоятельств герои вынуждены несколько часов находиться с трупом в одной комнате. Напряжение нарастает, все приобретает оттенок абсурда, и они начинают обращаться к нему как к живому. Ну и так далее. Местами смешно, местами жутко.
– Но на нашу ситуацию не проецируется никак.
– Абсолютно. Даже за уши ничего не притянешь. – Дрозд машинально подергал себя за мочку уха. – Ладно, поехали дальше. Вчера ты отправилась к актрисе, играющей в спектакле по пьесе Олега, и в ее квартире случайно наткнулась на труп. То есть на манекен, который требовался для репетиции. Он лежал в том положении, которое описано в тексте…
– И в котором был найден Рыбаков, – тихо добавила Света.
– Получается, что так. Ты дотрагивалась до тела?
– До манекена? Я тебе уже говорила: нет. Схватила Тихона и побежала оттуда.
– Но вернулась. И хозяйка убедила тебя, что ты видела манекен.
– Это и был манекен! – упрямо воскликнула Света.
– Я с этим и не спорю. Стрельникова рассказала о твоей ошибке своему брату и еще одному актеру… Как его…
– Серафимович.
– Серафимовичу. И ты поехала домой. Все правильно?